Любимцы Богини

– Эх, сейчас бы парочку гранат! – безнадежно произнес кто-то из них.

– Какие гранаты по живому человеку! – сурово заметил Григорий. – Учебная тревога! Всем вниз! Все бросились на свои боевые посты. Согласно инструкции, предполагалось на учениях отпугивать боевых пловцов проворачиванием линий валов и продуванием цистерн главного балласта. Когда Лавров доложил о готовности линий валов к проворачиванию, корпус подводной лодки уже дрожал от вырвавшегося из шпигатов кормовой группы цистерн главного балласта воздушного пузыря. Вахтенный турбинист подключил линии валов к валоповоротному устройству. Лавров представил, как жутко завращались в темной глубине четырехметровые лопасти. Отбой тревоги дали через полчаса. Все опять собрались на палубе. Сумерки закончились и ни с палубы, ни с пирса уже ничего не было видно.

Утром подвахтенные, посланные за завтраком для вахты на базу, услышали со стороны береговой черты между пирсами тихие стоны. Спустившись вниз к воде, они обнаружили среди камней, боевого пловца, коренастого парня в водолазном костюме. Недалеко от него лежал акваланг необычной формы. Пловец был жив, но без сознания. Говорят, что воздушным пузырем его ударило о дно, затем о корпус подводной лодки и выбросило на берег. Кто-то видел пловца в госпитале и рассказал, что пролежав два месяца на больничной койке, тот вернулся в строй.

После проигрывания ночных тревог Лавров решил зайти в кубрик команды на «Бирюзе». Через приоткрытую дверь слышался какой-то стук и оживленные голоса. Лавров заглянул в помещение. В фиолетовом свете ночного освещения, на фоне двухъярусных кроватей лежала тень дремлющего стоя дневального, возле которого, не обращая на него внимания, с грохотом бросали кости Тимченко и дежурный по команде мичман Князев. До утреннего подъема оставалось чуть меньше получаса.

Доложив в семь утра дежурному по дивизиону о замечаниях за ночь, Лавров позавтракал и расположился для сна до обеда в каюте командиров дивизионов на корабле. Заснул он почти мгновенно. Нет ничего слаще сна с чувством выполненного долга, после бессонной ночи.

Перед обедом его разбудил вахтенный, присланный дежурным по кораблю. Есть не хотелось, но он все же заставил себя встать. Без аппетита, съев половину второго и выпив традиционный компот, он решил спуститься на стапель-палубу дока для перекура. Здесь его нашел рассыльный, который передал слова Тимченко о том, чтобы он со сдачей вахты не тянул, потому что где-то около шестнадцати часов будет шлюпка на другую сторону бухты. Таким образом, они могли успеть на последний проходящий автобус, который в это время еще минут тридцать будет тащиться, огибая бухту.

Смена не подвела. Без десяти четыре Лавров стоял в конце пирса, там, где покачивался на волне шестивесельный ял. Минут через пять подошли одетые в оранжевые спасательные жилеты гребцы, моряки с К-30 с мичманами Князевым и Продановым, старым и новым дежурными по команде. Гребцы разобрали весла и отвязали фал, которым ял был привязан к пирсу. Проданов, сев, на место старшины шлюпки, жестом пригласил в шлюпку Лаврова.

– А Тимченко? – спросил Лавров.

– Сейчас подойдет!

Через пять минут появился Шура. Проданов багром оттолкнул ял от пирса и скомандовал:

– Весла на воду!

Гребли минут двадцать. Наконец, нос яла уткнулся в пологий берег рядом с двухметровым бетонным пирсом для тральщиков. Попрощавшись с Продановым, Лавров, Тимченко и Князев, пройдя мимо трапов пришвартованных к пирсу тральщиков и какое-то КПП по тропе, ведущей вверх, вышли на автобусную остановку на вершине сопки, которую обозначал покосившийся столб с указателем с единственным сохранившимся на ржавом листе символом «А».

Автобуса и других машин что-то не было. Только загруженный доверху бетонными плитами панелевоз, бряцая цепями, поднял долго не спадавшее облако пыли. Лавров, в ожидании автобуса, от нечего делать смотрел по сторонам. Справа от дороги виднелись крыши двухэтажных домов поселка, в которых жили семьи офицеров и мичманов, служивших в бригаде тральщиков. Сама дорога пропадала в пыльных кронах деревьев на склонах крутого Крымского перевала. Перевал был последним препятствием на пути в поселок. Дальше асфальт ровной полосой лежал до самого Тихоокеанского.

Со стороны завода послышался шум легкового автомобиля.

– Ну что, может, подбросит! – с надеждой произнес Тимченко, подняв руку приближающемуся синему «жигуленку». Машина, проехав несколько метров, остановилась. Окрыленный Шура подбежал к автомобилю и склонился к открытому водителем окошку. Лавров с Князевым также поспешили к легковушке. Но Шура отпрянул от окна, и «жигуленок», взвизгнув, сорвался с места. Тимченко, махнув рукой, вернулся к ним.

– Что он тебе сказал? – спросил Тимченко Лавров.

– Жлоб какой-то! – возмущенно ответил Шура. – Я его прошу подбросить, а он мне «Ты хлеб с маслом и мясо каждый день ешь? А я пять лет не ел, чтобы машину купить!», и по газам!

– Чтоб его вместе с машиной чем-нибудь придавило! – в сердцах добавил он.