Любимые вне закона

В квартире, где проживала вездесущая бабка, нам открыла женщина слегка за 50. Откуда-то из кухни вылетела мелкая собачка, похожая на болонку, и стала отчаянно взвизгивать, порываясь на улицу.

– Тихо, Тяпа! Иди в дом! Сейчас снова от радости лужу сделаешь…

Узнав причину нашего визита, женщина только усмехнулась:

– Да кто же вас надоумил маму спрашивать? Этот патлатый сверху? И участковый был, знает же, что она уже заговаривается. У матери группа давно, провалы в памяти, она и меня через раз узнает. То дочкой назовет, то мамой.

– И все-таки мы бы задали ей пару вопросов, – вкрадчиво произнес Максим, суя женщине в руку крупную купюру. Откуда он только ее извлек? Фокусник, не иначе.

Деньги возымели действие, и женщина, пожав плечами, провела нас в кухню. Там на всю громкость работал телевизор, а сухонькая старушка, по виду любовница Брежнева, пила чай из блюдца.

– И расскажу, чего уж там, – с умным видом покивала она, когда Макс бархатным голосом изложил ей нашу просьбу, а я подивилась его способности втираться людям в доверие. – У меня в календаре все записано, чтобы, значит, участковому доложить в лучшем виде. Я на эту шелупонь управу найду. Уж поверьте. Я секретарем парткома была, Анна Никитишна Лукина меня звать-величать.

– А в прошлую субботу ночью вы, достопочтенная Анна Никитишна, что-нибудь слышали? – чуть склонил голову набок Макс.

– Ты погоди, вот послушай. Тут записано… Ага, вот нашла… – Бабка водила пальцем по перекидному календарю, насунув на нос очки. – В этом месяце – 14 и 20 числа, точно так. К ней приходил полюбовник, за которого она замуж шибко хочет. А 1 числа заезжал тот, на джипе широком, так внук говорит. Марка такая, понимать надо. Так вот за него она замуж не хотела, нет.

– Джип «Чероки» у Старовойтова, – шепнул мне Макс, а я нетерпеливо перебила бабку:

– А с чего же вы, бабушка, взяли, что она замуж за кого-то хотела? Вы что, ясновидящая? Секретарям парткома не пристало надумывать…

– Тю, милая, ты меня не учи. Тут безо всякой астрологии разобраться можно. С одним она так стонала, такие визги тут стояли. У моей Тяпы уши в трубочку сворачивались. Как она подвывала! Одно слово – старалась, чтобы замуж взяли.

– Тяпа? – ляпнула я в досаде, а бабка презрительно скривилась:

– Вертиховстка эта, сверху которая. Никакого житья от нее.

– А что с широким джипом не так? – серьезно спросил Макс, а мне почему-то стало смешно.

– Это у врача надо спросить, что с ним не так. Болеет, может? С этим на джипе вертиховстка не старалась совсем. Так, лениво… Скрип-скрип, даже звука не издаст порой. И Тяпа молчала. Уж мне все про вертиховстку слышно, а если к вентиляции подойти да стул подставить…

– Мама, что ты такое говоришь! – Бабкина дочка покраснела. Все это время она заваривала чай и протирала посуду, невольно слушая наш разговор. – Говорю же вам, она не в себе.

Тут бабка запела «Боже, царя храни!»,Тяпа завыла, а женщина хмыкнула, как бы намекая: «Я же предупреждала». Закончив петь, бабка откашлялась и, как ни в чем не бывало, продолжила.

– Чайку? Берите варенье. Тетеха, чего стоишь? Дай чашки гостям? Так вот, в субботу долго тишина была, а потом женские голоса. Я едва заснула, таблетку выпила, а они скандальничать. Потом тихо, шуршание какое-то. А потом и мужской голос был. А потом и не только голос, а снова кровать скрипела. С тем, за кого замуж хотела. Точно, а я не записала!

Бабка кинулась к календарю, на ходу продолжая докладывать:

– А потом она мыться пошла, и с балкона у ней кто-то упал.

– Мама, что ты опять несешь! Не слушайте ее!

– Говорю, как есть. И ты меня, соплячка, не перебивай!

– Мама, я уже на пенсии…

– И что? Молчи! На чем это я… Упал с балкона.

– Как же вы это увидели? – не поверила я.

– Как-как, не спалось мне, значит. Я к окну подошла, проветрить хотела. А там тень какая-то – прыг. И упал. Так думаю: у ней один полюбовник был, а тут второй нарисовался, вот она этого с балкона и шуганула. Этаж второй, тут низко совсем. Потолки у нас дрянь. Вот раньше потолки какие высокие были!

Тут бабка опомнилась и снова грянула бодрую песнь о Щорсе, а мы поспешили на выход.

– Негусто, – усмехнулась я, усаживаясь в машину. Макс достал с заднего сидения документы и принялся их просматривать.

Его сосредоточенный вид раздражал, и я принялась думать вслух:

– Что толку от слов соседки, их никто всерьез не воспримет, раз уж она полубезумная. Да и вопрос, слышала ли она что? Работающий телевизор вполне можно принять за реальную жизнь. А с ее фантазией…

– А вот пассаж про прыгающего человека я бы взял на вооружение.

– И что в этом тебе показалось стоящим внимания?

– Если бы я был убийцей, которого наняли избавиться от девушки, я бы тоже выкрутил лампочку в подъезде, затаился, дождался бы ее прихода, сделал свое дело и сиганул бы с балкона, растворившись в ночи.

Мне стало не по себе от его слов, и я поспешила возразить:

– Но никаких следов убийства, кроме ссадины на затылке, не было. Ссадина не была смертельной, так родным медики сказали. Бабка чаи под телевизор по ночам гоняет, потом снотворное пьет. Вот ей под снотворным и привиделось.