Любимые враги

Оказалось, что юрисконсульт не состоит на военной службе. Данное обстоятельство весьма обрадовало меня. Гражданский на военном корабле — белая ворона. И я вполне справедливо подсчитал, что это автоматически делает такого человека моим союзником.

Поэтому я откровенно рассказал юрисконсульту про свои мучения — мучения запертого в больничный бокс и пребывающего в неизвестности по поводу своей дальнейшей судьбы человека, отличающегося врожденной общительностью и тягой к трудовой деятельности. А потом я попросил собеседника отправить жалобу на них в вышестоящую инстанцию.

Юрисконсульт не подвел (есть-таки и среди гражданских порядочные люди). И жалобу накатал по-умному (есть-таки и среди гражданских не дураки). Та дошла до самого верха. И бюрократический механизм Российской Империи завращал шестеренками в мою пользу.

Итогом такого вращения стал приход ко мне начальника Особого отдела «ЦАРЯ АЛЕКСЕЯ ТИШАЙШЕГО» майор Кокнев. Он сообщил:

— Твоя кляуза, прапор, долетела аж до Земли.

— Прямо, как у Тютчева: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется», — важно проговорил я.

— А чего это, Поленов, тебе у нас не понравилось? — полюбопытствовал Кокнев. — Кормежка, что ли, не та или девиц не хватает?

— Я не маньяк какой-нибудь, чтобы в изоляции провести свои молодые годы. Жизнь проходит стороной. Кому я, одинокий разнесчастный старик, буду нужен, когда через годы выйду из вашенского застенка — седым и болезным?

— Однако…

— Товарищ майор, вот… м-м… скажите, пожалуйста… только честно, какого черта меня тут держат так долго?

— Ты отлично знаешь, Поленов, что там, на Кобо, что-то с тобой произошло.

«А может, даже и не на Кобо, а раньше», — подумалось мне.

— Это ясно, как Божий день, — не стал я спорить с майором.

— «Ясно», говоришь? — Кокнев бросит на него негодующий взгляд. — А вот мне не ясно.

— Чего же, товарищ майор, тут не ясно?

— Мне вот чего не ясно, Поленов. За последние пять лет в нашем Секторе было только две крутые заморочки. На Анаконде и на Кобо. И везде гибла наша база. И везде был ты. И везде ты вышел сухим из воды.

— По теории вероятности…

— По теории вероятности твои шансы на выживание идут как один к бесконечности.

— А совпадение совсем исключается?

— В принципе, все может случится, — майор почесал затылок и усмехнулся. — Но специалисты говорят… Впрочем, они много чего говорят. У меня уже голова болит от их базара.

— Так в чем вопрос? — сухо спросит Семен.

— Надеюсь, ты понимаешь, что тебя в любом случае будут изучать до конца жизни? На Анаконде и Кобо погибли две дивизии Космофлота и его спецы будут землю рыть, чтобы разобраться с этим делом. Оно, кстати, уже стало темой номер один в прессе.

— Я понимаю ситуацию. Мало ли что, может, в меня этот гадюка Шролл чего вставил.

— Дело тут в другом.

— В чем же?

— А никто ни хрена не понимает в чем, — ответил майор после длительной паузы.

— Гм.

— Ты помнишь свой обморок на Анаконде?

— Ха, товарищ майор! Кто ж это, интересно, способен помнить собственный обморок?! Я хоть и прапорщик, но логически мыслить еще не разучился. Дураков лучше искать среди комендантского батальона. Там их до фига. Особенно — среди тех, кто охранял мой больничный бокс. Двоих там точно надо в полные идиоты записать.

— Я хотел спросить про события, предшествующие твоей отключке.

— Не умеете Вы допросы вести, товарищ майор… Уж извините.

— Твоя правда, драгоценнейший, — не стал спорить Кокнев. — Нет у меня такой практики.

— Мало злодеяний на крейсере?

— Для криминала есть корабельный дознаватель. Да и у него-то за последний год было только два «страшных преступления» — кражашестидесяти литров пива из камбуза одиннадцатой палубы да групповой мордобой «без причинения тяжких увечий»… А мое дело — блюсти государственные интересы, а не уголовщиной заниматься. Для того прокуратура есть и военная полиция.

— Скучно, наверное?

— Бывает.

— Я рад бы, товарищ майор, помочь. Честное слово. Однако не знаю — чем.

— Никто не может понять, как ты смог уцелеть на Кобо, Поленов.

— Мне там пришлось нелегко!

— Какое там «нелегко»! Склад, где ты якобы сидел, был из сверхпрочного материала. И все полностью испарилось. Без следов! Там даже от стали ничего не осталось! А ты — жив и здоров!

— У меня палец на руке был вывихнут! И кожа — подрана.

— Тебе его, скорее всего, вывихнули, когда грузили на спасательный катер.

— И плохо мне было. Небось — от радиации…

— Семен, ты же нанотехник, значит, человек материалистического здравомыслия. Твое недомогание — простой шок от случившегося. Нервное, так сказать, расстройство. Тело же твое, и ты не можешь этого не чувствовать, в полном порядке.

— Живот второй уж день болит.

— Не надо было обжираться сладостями.

— Не надо было мне их столько предлагать.

— Ха!

— А что же компьютеры говорят?

— Они-то первыми и капитулировали. Специалисты продержались дольше, придумав около двухсот гипотез.

— Ну вот.

— Гипотез, Поленов. Не версий.

— А в чем разница?

— При придумывании версии не надо закладывать в ее параметры кардинальных нарушений законов известных нам наук.

— Типа, там, на Кобо, все было не так, как в обычном мире?