– Механиков тоже он убил?
– Каких?
– Яковлева и Мискина, тех, которые помогали «влюбленному» лже-Эдику?
– Нет, – пояснил Куприн, – конечно, Юра совершил ошибки, привлекая к делу посторонних парней! Но, с другой стороны, чем он рисковал? Сергею он представился Эдуардом Малиной, наплел про любовь, а главное, заплатил Яковлеву очень хорошие деньги. Впрочем, неизвестно, как бы он поступил с юношами впоследствии, но они разбились на машине. У Яковлева была старенькая иномарка, внезапно лопнула шаровая опора, и автомобиль на большой скорости влетел в отбойник.
– Это точно?
– Да, экспертиза дала заключение. Эти две смерти не на совести Бориса и Юрия.
– Мерзавцы! – воскликнула я.
Олег кивнул.
– Да, они все рассчитали, но все же наделали ошибок. Юра невесть по какой причине дал Эдику телефон Петра, своего брата. Ясное дело, что он не желал сообщать свои координаты. Ему следовало просто наобум произнести любой набор цифр, но Юра совершил промах, который в конце концов и помог тебе выйти на него. Потом он совсем сглупил. Удрал с ожерельем, выбросил мобильник и купил новую сим-карту по паспорту… Михаила Попова, то есть по документу, с которым живет всю жизнь. А Борис, ни за что не хотевший лишиться драгоценности, предположил, что подельник захочет купить новый номер, и стал рыскать в нужном направлении.
Свапов не очень надеялся на успех. Кстати, его любовница работает в журнале «Аксессуары», пишет среди прочего и об услугах сотовой связи, она и помогла Боре. Женщина абсолютно не в курсе дела, Свапов, естественно, не открыл ей правду, просто сказал:
– Один кент должен мне кучу денег. Взял бабки и пропал, мобильный сменил. Проверь по своим каналам, вдруг некий Михаил Владимирович Попов приобрел контракт.
– Небось он не такой дурак, – вздохнула дама, но просьбу выполнила.
– А он оказался такой дурак, – протянула я.
Олег кивнул.
– Были и еще ошибки, мелкие и одна очень крупная. Знаешь, какая? Они не знали, что у Киры есть подруга, Виола Тараканова, умная, находчивая, талантливая, верная и честная. Такая никогда не бросит приятельницу в беде. А еще она пишет замечательные детективные романы и скоро переплюнет Смолякову. Если, конечно, научится выдумывать истории про преступления, а не вляпываться в них по-настоящему.
Я с подозрением глянула на супруга.
– Ты издеваешься?
– Нет, – без всякой улыбки ответил Олег, – даже и не думал. Вот смотрю я на жен своих друзей и понимаю, ты – лучшая. Может, конечно, я иногда бываю невнимателен, но, понимаешь, Вилка, не умею я всякие там муси-пуси говорить, язык не поворачивается. Наверно, я не самый хороший муж, зарабатываю копейки, дома бываю редко, цветов не покупаю. Но я исправлюсь, вот!
Куприн встал с кровати, подошел к креслу, на котором стоял его портфель, порылся в нем, вытащил слегка помятую коробку конфет, потом снова сел на постель.
– На, держи. Купил твои любимые, молочные, с вафлями и орехами. Ешь с чаем.
Я люблю только черный, очень горький шоколад без всяких добавок. Но это, ей-богу, ерунда. Я схватила потерявшую парадный вид упаковку. Из глаз полились слезы.
– Ты самый лучший муж на свете, – закричала я, – лучше некуда! А вот тебе досталась фиговая жена: готовит плохо, стирает гадко, гладить не умеет, да еще вечно спорит с тобой! Ну прости, пожалуйста!
Олег прижал меня к себе.
– Ерунда это, быт. Я люблю тебя такой, какова ты есть. И потом, если я вижу, что у нас чисто, а в шкафу висят отлично накрахмаленные, без единой складочки рубашки, у меня просто сердце замирает от предстоящих неприятностей.
– Но почему? – удивилась я.
Куприн хихикнул.
– Идеальный порядок в нашем доме означает лишь одно: мадам Арина Виолова вляпалась в очередную лужу, и теперь ее вторая половина, Виола Тараканова, усиленно пытается задобрить мужа, чтобы он вытащил ее из неприятностей.
Я посмотрела на коробку конфет. Швырнуть ее в Олега? Но руки сами собой открыли крышку, вытащили шоколадку и сунули ее в рот. Конфета оказалась неожиданно вкусной. Что ж, надо набраться смелости и признать свои ошибки. Молочный шоколад не хуже горького, и Олег прав, я начинаю хвататься за пылесос в момент растерянности либо тогда, когда испытываю муки совести.
Эпилог