Любимые забавы папы Карло

– Значит, так, – решительно заявила Вера, – мне нужна помощница по хозяйству. Пойдешь? Зиму станем в городе жить, на лето к тебе перебираться. Оплата хорошая, за еду и жилье вычитать не стану.

– Кто ж меня отпустит? – пригорюнилась Нина. – Сама небось знаешь, из колхоза непросто вырваться.

– Так ты согласна? – уточнила Вера.

– Конечно!

– Тогда собирайся, – велела Попова, – с председателем мы уже договорились!

Нина радостно бросилась к шкафу. Вот так она и оказалась москвичкой, стала домработницей. Ходила на рынок, убирала квартиру, готовила немудреные блюда, изредка приглядывала за ребятами. Но после тяжелой деревенской работы эта служба казалась ей слаще меда, теперь у Нины появилось свободное время. Вера была ей скорей подругой, чем хозяйкой, всегда отпускала погулять в город с наказом:

– Сегодня идешь в Третьяковскую галерею, вот адрес. Потом вернешься и опишешь, что видела.

А еще Вера заставляла Нину читать, библиотека у Поповых была огромная, и хозяйка приказывала:

– Бери «Анну Каренину» и ступай к себе. Сегодня задаю тебе тридцать страниц, перескажешь их мне близко к тексту.

Поначалу Нине было очень скучно продираться сквозь текст, но потом она привыкла и полюбила книги. Единственной каплей дегтя в бочке меда был Попов.

Хозяина Нина боялась, но Владимир, слава богу, целыми днями пропадал на работе. Никаких неприятностей он прислуге не доставлял, был корректен, всегда обращался к поломойке на «вы», но у Нины все равно каждый раз при виде Попова сердце проваливалось в пятки. Однако в целом жизнь была счастливой, сытой, даже изобильной. А потом вдруг случился ужас.

Глава 25

Нине в тот страшный день Вера дала выходной. Домработница получила зарплату и решила пойти по магазинам, поискать себе кое-какие обновки. В Москве в те годы найти нижнее белье, платье, туфли было огромной проблемой, и Нина вернулась назад около десяти вечера.

Дверь ей открыл милиционер.

– Ты кто? – бесцеремонно спросил он.

– Нина, – растерялась домработница.

– А, входи, – приказал парень.

Спустя некоторое время на голову Нины упал ком сведений, тяжелых, как скала. Аня убита, а Вера попала в больницу, и Ниночка должна крепко держать язык за зубами. Растерявшаяся домработница утроила старания, она и раньше-то чисто убирала, а теперь гонялась за каждой пылинкой, опасаясь невесть чего. Потом Юру увезли в неизвестном направлении, Вера вышла из клиники быстро, буквально через неделю после того, как забрали старшего сына. Взглянув на хозяйку, Нина едва не разрыдалась в голос. По коридору брела серая тень, старая тетка с потухшим взором и сгорбленной спиной. Ничего от веселой, всегда нарядной Верочки в ней не было.

Два месяца Попова молча шарахалась по комнатам. Нина по вечерам старательно молилась. «Отче наш» и «Богородица, дева, радуйся» она не знала, поэтому шептала придуманную самой молитву:

– Боженька, милый, пусть Верушка очнется и заплачет.

Нина очень хорошо знала, если баба от горя окаменела и молчит, жди беды. Коли воет и рвет на себе волосы, то скоро заулыбается. Поэтому домработница очень обрадовалась, увидев однажды, как по щекам хозяйки катятся слезы.

Нина бросилась к Вере:

– Родная!

Хозяйка прижалась к домработнице и разрыдалась в голос.

– Ну, ну, – гладила ее по спине Нина, – отпустило, слава богу, теперь выздоровеешь!

Вера проплакала день. Перед приходом мужа она умылась, напудрила лицо и с невозмутимым видом села ужинать. Впрочем, точно так же она повела себя и завтра, и через неделю, и спустя месяц. О Юре и Ане она никогда не заговаривала, зато часто сокрушалась по поводу Миши и Пети. Сначала Нина согласилась с обожаемой хозяйкой. Мальчики и впрямь получились непростые. Петя ни секунды не сидел на месте, постоянно шумел, требовал неусыпного внимания и постоянной заботы. Он ухитрялся забираться в самые невероятные места и хватать все, что плохо лежит. К вечеру обалдевшей Нине казалось, будто у ребенка десять цепких ручонок со ста егозливыми пальцами. А еще Петя не спал ни днем, ни ночью, как-то раз он ухитрился стащить со стола бутерброд, который Нина приготовила для себя.

– Просто наказанье, – вскрикивала Вера, – ну за что это мне!

Миша тоже вызывал недовольство матери. Но другим, полярным поведением. Малыш оказался на редкость апатичным и отставал в физическом развитии, поздно заговорил. Вернее, он отделывался от пристающих к нему людей некими возгласами. Если мать спрашивала: «Миша, хочешь обедать?» – то чаще всего в ответ слышала:

– М-м-м.

– Да или нет? – сердилась Вера.

– М-м-м.

– Скажи нормально, – требовала мать.

– Ага, – шептал Миша.

– «Ага» – это непонятно!