Любимые женщины клана Крестовских

– Семен Лукич! Пошли к нам, Санек сейчас проснется, а ты его сам и расспросишь. А я мешать не буду.

– Ладно, иди, сейчас приду. – Лукич выбросил в ведро с водой окурок и зашел в дом.

Елена поспешила домой. По пути она все же решила зайти на ферму, где работал сын. Хозяина-фермера она не то чтоб боялась, но при встречах с ним на нее нападала робость. Может, сказывалась всеобщая нелюбовь – зависть к нему селян, а может, просто стеснялась она своего деревенского говора и неухоженного лица. Он же разговаривал с ней неизменно вежливо, почти ласково. Но от этого она смущалась еще больше.

А однажды, принеся задержавшемуся в мастерских сыну теплый ужин, она встретила во дворе незнакомую женщину лет тридцати пяти. Только взглянув на нее, она вдруг устыдилась своего затрапезного вида. Тихо пробормотав «добрый вечер», Елена хотела было прошмыгнуть в открытые ворота мастерской, но была остановлена громким окриком хозяина двора:

– Елена Ивановна, здравствуйте!

– Здравствуйте… – еще тише ответила она и опять двинулась в сторону спасительных ворот.

– Да погодите вы! – почти приказал Вишняков. – Пойдемте с нами чаю выпьем. И сына зовите. Вот, познакомьтесь. – Он сделал жест в сторону женщины, с любопытством наблюдавшей за ее бегством.

– Меня зовут Анна, – приветливо протянула руку Елене женщина. Елена едва прикоснулась пальцами к руке Анны, как ее обдала вторая волна стыда: рядом с тонкой ручкой городской красавицы ее собственная рука показалась ей медвежьей лапой.

– Спасибо, Петр Павлович, я только сыну ужин отдать, а дома у меня младший один остался, – пролепетала она и покраснела, поняв, что сказала глупость: уж Вишняков-то знал, что Санек является домой почти в полночь!

Елена все же добралась до ворот мастерской, зашла вовнутрь и обессиленно прислонилась к стенке: ноги ее плохо слушались, в ушах стоял мерный гул, заглушая неведомо откуда взявшийся страх. С тех пор она перестала заходить на двор к фермеру, отдавая еду для сына проходящим мимо забора работникам.

Елена толкнула незапертую калитку – и замерла. Прямо к ней шла Анна. В голубых джинсах и короткой маечке, она показалась Елене совсем молодой девушкой.

– Елена Ивановна, доброе утро! Заходите же скорее! – Анна улыбалась ей как старой знакомой. – Петя, к нам соседка пришла!

На крыльце показался хозяин дома. Елена, увидев его голый торс, покраснела.

– Здравствуйте, Елена Ивановна, вы ко мне? – Вишняков вдруг и сам смутился своего вида.

– Елена Ивановна, садитесь, чаю выпейте с нами! Вы не завтракали еще? Пойдемте на террасу, я там накрыла.

Елена, точно загипнотизированная радушной хозяйкой, поднялась по окрашенным желтым ступенькам и, сев на удобный плетеный стул, взяла протянутую ей Анной чашку с горячим чаем.

– Что-нибудь случилось? – Вишняков, успевший торопливо заскочить в дом и надеть футболку, опустился на массивный табурет, который остался от прежних хозяев: грубо сколоченный, с облезлой краской, он тем не менее был еще довольно крепок.

– Михаил пропал. Ночевать не пришел. Санек говорит, он в город уехал. Я зашла спросить, вы его ни с каким поручением не посылали?

Анна и Петр переглянулись.

– Нет, Елена Ивановна, у него ж выходные. Он только завтра должен на работе быть. Да вы не волнуйтесь так, возможно, у Зои он…

Елена невольно поморщилась. Ну вот, вся деревня болтает о Мишкиных похождениях к Зойке. Стыдобища!

– Я уже была у нее, он к ней вчера не заходил, хотя и договаривались. – Елена встала из-за стола. – Я пойду, спасибо.

– А что Санек говорит? – Вишняков поднялся вслед за ней.

– Врет он, выкручивается.

– Так давайте я с ним поговорю. По-мужски.

Елена удивленно посмотрела на Вишнякова, мол, вы-то тут при чем?

– Спасибо, Петр Павлович… С ним сейчас Лукич беседует. Я пойду. – Елена поспешила закрыть за собой калитку.

Вишняков растерянно смотрел ей вслед. Он никак не мог понять, почему его так задел ее равнодушный отказ. Еще и Лукич этот! Он хорошо знал участкового Воронина, по первости сталкиваясь с ним довольно часто: местные, недооценивая крутой нрав Вишнякова, постоянно норовили у него что-нибудь стянуть себе в хозяйство. Знал он и то, что Лукич в свои пятьдесят все еще слывет бабником, который, выгнав законную жену, захаживает ко всем одиноким молодушкам по очереди. «Но она не из таких», – осадил себя Вишняков, глядя через забор на удаляющуюся Елену.

* * *

Елена вошла в дом и с порога услышала строгий голос Лукича. «Не хватает Саньку отца, вот и распустился совсем, врет мне, ни в грош не ставит», – горестно вздохнула она о своем раннем вдовстве.

Сын сидел на ее кровати и с испугом смотрел на участкового, которого искренне боялись и уважали даже взрослые пацаны.