Любимые женщины клана Крестовских

– Почему ж ты раньше молчал, поросенок? – Мать заметно успокоилась.

– Он думал, успеет вернуться сегодня, – врал как сивый мерин Санек, уже почти веря сам себе.

– Иди спать, Саня.

– А ты, мам?

– Я тоже сейчас буду ложиться, иди. – Елена подтолкнула враз вдруг сомлевшего Санька к двери их комнатенки. Санек зевнул. «Я чуток посплю, а утром Миха наверняка вернется. Может, он правда к Зойке зарулил на обратном пути?» – решил он для себя окончательно, покруче подтыкая подушку под голову.

Елена легла на кровать прямо поверх тканого покрывала. Раздеваться не стала. Ей казалось, в любой момент она должна быть готовой куда-то бежать. Ныло сердце, видно, так и не поверившее младшему сыну, слишком уж старательно убеждавшему ее не волноваться.

Накинув на ноги бабушкину шаль, она прикрыла веки. И тут же провалилась в сон. Перед ней, как тогда, десять лет назад, стояла цыганка и повторяла: «Береги первенца, береги первенца пуще глаза». Елена вскрикнула и проснулась. Резко поднявшись с постели, тревожно огляделась вокруг. Никого. Заколотило в висках, руки стали холодны и будто онемели. Елена сунула ноги в тапочки и подошла к окну. Долго стояла она, вглядываясь в темноту. Теперь она ничуть не сомневалась, что с ее старшим сыном случилась беда.

Глава 4

Дорога до дома прошла в молчании. В последние два-три года они, если и говорили, казалось, друг с другом, но получалось, что каждый говорит о своем и собеседника совсем не слышит. Да и общих тем для разговора почти не осталось. Махотин делал дело и деньги, жена деньги тратила. Вот такой простой расклад. Он не был жадным, однако иногда ему до одури хотелось высказаться по поводу ее покупок, особенно если она приносила домой очередную керамическую собаку размером с ребенка и стоимостью в несколько тысяч зеленых. Собак этих в доме была целая свора. Одна, особенно нелюбимая им, стояла в углу в прихожей с раззявленной пастью. Как бы алабай встречал входящих громким лаем: вмонтированный в него датчик срабатывал на открывающуюся входную дверь. «Прикольно!» – хихикнула его дочь Алена, услышав утробное гавканье. Гости, впервые пришедшие к Махотиным, пугались и тревожно озирались по сторонам в поисках пса: лай продолжался довольно долго, то затихая, то становясь громче. Вот такой прикол. «Какая пошлость!» – небрежно бросила Лариса, его старшая, и выразительно посмотрела на отца, мол, я говорила, что твоя женушка малость неадекватна!

Махотин остановился на красный свет. Не поворачивая головы, покосился на жену. Вот теперь у них опять появилась общая тема. Страшная в своей нелепости смерть его первой жены. Такая же нелепая в своей страсти их короткая семейная жизнь. Они с Любавой бросили на алтарь этой страсти все, что имели: она – нелюбимого, но страдающего по ней мужа, он – случайную и нелюбимую невесту. Лизу Крестовскую.

Махотин опять глянул на жену – добилась-таки своего! Когда случился пожар, в котором сгорела Любава, отец Лизы помог – сняли с него, Махотина, обвинения в поджоге и убийстве. Но благодарности он не испытывал, заплатив за эту помощь дорогую цену – женился на ненавистной ему женщине.

Махотин повернул во двор. Огляделся в поисках свободного места для парковки. Кругом стояли автомобили отечественных заводов и несколько плохоньких иномарок. Махотин усмехнулся. Он и тут «выпендрился», как сказал его тесть Крестовский. Нормальные люди с его достатком не селятся в таких домах. Сам Крестовский жил в собственном особняке у Волги в районе загородного парка и, естественно, хотел, чтобы его единственная дочь жила рядом.

Отношения с тестем у Махотина были странными. Крестовский, держа в своих сухоньких ручонках половину похоронного бизнеса города, по-своему уважал зятя. Так думалось Махотину. Он не проявлял должного раболепия перед могуществом тестя, разговаривая с ним на равных. Часто, лишь бы проверить реакцию его на непослушание, Махотин поступал так, как не хотелось Крестовскому. Тот скрипел зубами, даже матерился, но терпел. На самом деле, задевая таким образом отца жены, Махотин не был так уж смел. Иногда даже бывало стыдно смотреть в глаза жене, которая прекрасно понимала, в чем причина его показной смелости. Крестовский безумно любил дочь. А он, Махотин, безумно любим ею. Не станет Махотин мужем дочери Крестовского – не станет и самого Махотина.

Все так же молча он и Лиза поднялись на второй этаж по широкой лестнице с витыми чугунными перилами. Лиза своим ключом открыла дверь. «Вот зараза!» – выругался Махотин вслух на неживой лай.