Любимые женщины клана Крестовских

«…Я стала готовиться. Нужно было все продумать до мелочей. Нужны были деньги. Много. На подкуп чиновников, на квартиру в городе и на вещи. Бежать придется налегке, даже не бежать, а исчезнуть. План, простой, но требующий материальных затрат, пришел мне в голову как-то сразу и целиком. Сашенька, чтобы остаться в живых, не должен жить со своей родной матерью. Он умрет, но родится заново. Под другим именем. Он станет моим сыном. Моим и Мирона. Единственного мужчины, которого я любила. Нужно было только достать ценности из тайника. И суметь продать. Я даже знала, к кому я приду с этими украшениями! Я прекрасно помнила, где жил ювелир, который делал их для мамы. Он был другом родителей и не откажет мне. То, что его уже может не быть в живых, я не учла…»

Он понимал, что этот бред про родовое проклятие Вера придумала для себя, чтобы оправдаться в своих глазах. Все было гораздо проще и страшнее. Она не простила Мирону, что тот женился на Анфисе. И что это ее сестра, а не она, Вера, родила ему сына. И она решила выкрасть его, Женьку. То есть Сашу. Он – Саша Челышев. Александр Миронович Челышев.

«…Мне повезло. Меня сразу вспомнил его сын. Конечно же, сам Яков Аронович Кловский давно умер, передав свое мастерство единственному сыну Марку. Марк был старше меня всего лет на пять, а выглядел глубоким стариком. Время тогда было страшное – никто никому не доверял. Я сильно рисковала, прося помощи у Марка. Он рисковал вдвойне, помогая мне. Но как бы это объяснить: мы с ним так и не стали до конца советскими. Мы просто терпели эту власть, помня о других, счастливых и беззаботных временах. И это нас объединяло. Я рассказала Марку не все. Пришлось соврать, что родителей Саши забрали по доносу, а мне удалось бежать. Я была уверена, что Бог простит мне эту ложь. Ведь я спасала Сашу. То, что я делаю угодное Богу дело, я поняла после того, как мы окончательно поселились в квартире у Струковского. Все прошло как по маслу. Никто не усомнился, что Сашенька утонул. Я исчезла из Рождественки в тот же день, как в землю опустили пустой гробик. Даже в те времена деньги делали все. Получив новые документы на Сашу, ставшего Евгением Крестовским, я успокоилась. У меня еще оставались ценности. Честный Марк не взял с меня лишнего, помогая вполне искренне…»

Крестовский помнил Марка Кловского: седого, вечно взлохмаченного человека с крючковатым носом. Он был единственным, кто приходил к ним в дом запросто. Одно время Крестовский даже думал, что он влюблен в его мать. А однажды пришла мать и сказала, что Марк отравился.

«…Я опять не учла одного: Марк так же хорошо помнил и Мирона. Они встретились случайно, на улице. И бросились друг к другу, как родные. Как хватило у Марка ума, заподозрив, что я его обманула, после первых слов Мирона не открыть ему мое местопребывание, я не знаю. Но это так. Вечером того же дня Марк пришел ко мне и выложил все. Если бы он не любил меня так сильно, может быть, здравый ум и взял бы верх над его страстью. Но он поставил мне условие: я должна выйти за него замуж, и он усыновит Сашеньку. Или все расскажет Мирону. Рисковать я не стала. На следующий день Марк якобы отравился. Я опять и опять просила у Бога прощения, оправдывая себя, что все это ради безопасности моего сына. Несколько лет после этого я вздрагивала от любого звонка. Потом успокоилась. Не давало мне покоя только одно. Марк сказал, что у Мирона и Анфисы родилась дочь. Мне так хотелось посмотреть на ребенка! Но я боялась. Долго. Очень долго.

Женя женился, потом эта дурочка, его жена, покончила с собой, и он остался с дочерью. Я никак не могла понять, почему он так любит эту маленькую девочку, он никогда не любил ее мать! У меня Лиза не вызывала никаких эмоций. Я по-прежнему любила только своего сына. Я даже начала забывать, что не я родила его…»

«Она чудовище! Моя приемная мать – убийца! А я, такова ирония, весь в нее!» – думал Крестовский.

«…Однажды я не выдержала и поехала в Кротовку, куда переселились Мирон с Анфисой. Под видом дачницы, якобы за деревенским молоком. Надев шляпу и очки, я, как мне показалось, стала неузнаваема. Первое, куда я пошла, было кладбище. В старой его части я наткнулась на две могилы: Мирон и Анфиса Челышевы. Моя младшая сестра ушла из жизни раньше меня. Мне нестерпимо захотелось увидеть их дочь.

Проходя мимо дома сестры Мирона, во дворе я заметила двух девочек. У одной из них было лицо ангела. А глаза! Наши, крестовские. Такие же, как у нас с Анфисой. И такие же, как у моего сына. Подружка называла ее Любавой. Странное имя дали родители моей племяннице.

Я увидела все, что хотела. Девочку явно воспитывала Надежда, и мое вмешательство в их жизнь было бы лишним… Позже я купила небольшую лачугу в Кротовке, чтобы можно было изредка туда наезжать…»

Крестовский опять подумал, что его приемная мать была женщиной не слабой. Да, он всегда чувствовал ее любовь, но не полюбить собственную внучку!.. Он вспомнил, как Лиза страдала, понимая это.