Любимый ястреб дома Аббаса

Ворота в крепость между двумя тяжелыми входными башнями были запружены разноцветным народом, который входил и выходил с площади, помещавшейся между давящими землю стенами, исполосованными зигзагами высеченных в камне ступеней — воинам ведь нужно было как-то подниматься наверх.

Здесь, на внутренней площади, были также дома и домики, прилепившиеся к подножию стен. Некоторые обитатели без особого успеха пытались высверлить дыры в самих стенах — ведь, в конце концов, стены и башни эти были просто громадной массой спрессованной земли и старого камня, внутри у них ничего не было. Но с дырами лучше получалось у ласточек.

Залитая беспощадным солнцем северная сторона площади была почти пуста, зато на южной стороне, в тени, народ толпился в огромных количествах — букашки у подножия чудовищных строений.

Там, под чинарой, в прохладе, я и нашел то, что мне было нужно.

Трех человек, сидевших в рядочек. Одного постарше, чернобородого, похоже — из тех людей народа арабийя, что родились уже здесь, в Хорасане. И двух помоложе (у одного был несуразно большой нос). Тоже местных, шафранноволосых, чуть заносчиво посмотревших на меня, быстро приложивших руки к сердцам и снова склонивших головы к своим папирусам.

Папируса было много, потому что каждый из троицы сидел на коврике и активно орудовал кистью или каламом. Перед каждым терпеливо ждали клиенты. И — к моей радости — клиентов было чуть больше, на целых четырех человек больше, чем дапирпатов.

После долгих вежливых разговоров с чернобородым (смешанной крови, в результате чего у него было целых два имени, Ажир — иранское и что-то вроде Хусейн ибн Ибрахим — имя народа завоевателей) я расстелил свой коврик по левую руку от него, ближе к воротам, оставив двух явно недоброжелательных конкурентов дальше, справа. Ряд дапирпатов теперь начинался с меня. Я удовлетворенно вздохнул и начал осматриваться с немалым интересом.

Здесь был эпицентр мервского бунта. Потому что в какой-то точке уходящая, как река в ущелье между громадных башен, площадь оказывалась уже полупустой. Эта часть ее отделялась от прочей воинами в броне, а дальше, за их спинами, были крыши домиков или навесы шатров среди ужасающе старых, искореженных деревьев.

Там помещалась новая власть.

Мервский барс и его приближенные здесь не ночевали. Но, как я очень скоро узнал, время от времени, иногда — каждый день, они один за другим или группами проезжали на отличных конях между башнями входных ворот и следовали туда, в охраняемую воинами глубину. А толпа, которая, похоже, только для этого и собиралась, восторженно вопила и плакала, глотая поднятую копытами оранжевую пыль.

А потом люди шли к властителям с прошениями.

Прошения же надо было сначала написать.

Работа моя началась сразу же после того, как коврик был раскатан. Я старался не слишком присматриваться к местному жителю, снабженному тяжелым носом и ироничными глазами, который, в свою очередь, также пытался не обращать на меня слишком много внимания. Но, наконец, он сдался:

— Новенький, на каких языках пишете?

— Я? Пехлеви и согдийский, уважаемый. Вряд ли вас заинтересует язык Поднебесной империи, — скромно добавил я.

Носатый человек вздохнул и сказал что-то насчет необходимости писать на языке народа арабийя.

— Мы же в Иране, — еще более скромно отозвался я. И завоевал себе этим нового друга. А потом прибавил: — Вопрос не в том, на каких языках я пишу, а в том, на каких языках это письмо будут читать.

То, что все мервские жители, независимо от их происхождения, понимали язык Ирана, я уже узнал у соседствующего со мной Ажира. И подавать им прошения на языке завоевателей было необязательно. В конце концов, власть халифа здесь была закончена.

Дальше пошел нелегкий разговор о деньгах. К моему разочарованию, я уже знал, что цены на работу дапирпата измеряются отнюдь не в дирхемах, а в даниках. Клиент же выражал вежливые сомнения насчет моих способностей и даже почерка (что было просто возмутительно) — и так все шло, пока я не предложил ему заплатить мне уже потом, когда прошение его примут.

И клиент страшно удивился:

— А что мне помешает в таком случае пройти мимо вас и выйти в ворота?

— Но, вы же, уважаемый, хотите, чтобы у вас что-то получилось? — поинтересовался я. — А для этого вам нужна будет помощь тех сил, которые знают, что такое справедливость?

И я поднял палец вверх.

Заказ был сделан и принят, и я начал заполнять одну за другой строчки обращения: Абдаррахману, Сахиб-и-Даваду, славному аль-Хорасани и аль-Мервази… в общем, Абу Муслиму. А затем клиент мой задумался, а я со злорадством наблюдал за этими муками, а потом предложил просто сказать мне нормальными словами, что ему надо, а я уже составлю письмо сам — просто, ясно и сразу начиная с главного.

А надо ему было, чтобы его освободили от уплаты джизии, по той причине, что не только он сам, но и отец его чтили истинного пророка (мир ему), а в таком случае не должны были платить. Нечестивые прежние правители не желали слушать беднягу и…

Я прилежно макнул кисточку в маслянистую черную жидкость.