Любимый ястреб дома Аббаса

— Да они сейчас сами всех уберут и уничтожат, — счастливым голосом прокричал муж Халимы-сероглазки, больно наступая мне на ногу в стремени и карабкаясь на круп коня. — Забыли о клане женщин-воинов Самарканда? Сейчас все о них вспомнят. Ваша мать, не последняя из них, с охотой поучаствовала бы в этой драке. Считайте, это она вас защитила.

Я оглянулся. Строй черных воинов превратился в бесформенную кучу, задние наезжали на передних, упавших вместе с конями; копыта дергались среди тучи пыли в солнечных лучах. Женщины охватили этот хаос аккуратным полукольцом, передние уже достали из-под одежд небольшие луки и неторопливо наводили их на мечущихся всадников. Полупрозрачная ткань на лицах была отброшена назад, я мельком увидел светлые волосы и беспощадные голубые глаза одной, что стояла, твердо расставив чуть согнутые ноги, боком ко мне.

Толпа с криком раздвигалась в стороны от нас, несшихся к выходу.

— Письмо, — сказал сзади голос Ашкенда, и он начал тыкать что-то мне в подмышку.

Стараясь не отстать от прочих, я развернул, почти разорвав, маленький папирус с двумя строчками. Мгновенно прочитал прыгающие перед глазами буквы, радостно захохотал, смял папирус в комок и швырнул его не глядя через плечо: все равно ни один человек в мире не смог бы понять, что здесь написано.

И не смог бы оценить, что ответ на оба моих вопроса я и без брата угадал правильно. И на вопрос, кому давал деньги наш дом — Абу Муслиму или напрямую Мансуру. И на тот, другой вопрос, который сейчас, пожалуй, несколько потерял важность.

Наш отряд — включая всех моих чакиров, сверкающих балхскими кольчугами, — скакал на запад, к дому Мансура, вдоль канала Маджан. Погони не было.

— Мы с вами можем отстать, скрыться и двигать на восток, — раздался радостно взвинченный голос Ашкенда сзади. — Все продумано заранее. Бухара снова наша — благодаря вам, Маниах. Дорога свободна.

— На восток не получится, — закричал через плечо я. — Получится на запад. В Куфу. Ашкенд, передайте брату или сделайте сами: надо, чтобы Абу Муслим не смог выехать из Мерва. Хоть несколько дней! Если у вас тут есть мерзавцы и убийцы, которых не жалко, — пусть поднимут бунт, что угодно. Нам надо, чтобы не было погони…

Как знал, как знал! Есть такие! Да мы еще и в Бухаре кое-что устроим! — крикнул в мое ухо Ашкенд. — Есть там один такой Шерик — ему только скажи и дай денег! Тогда дайте соскочить, пока улица пустынна… Начнем прямо сегодня!

С грохотом пронеслась наша кавалькада до взбудораженного дома Мансура. Там нас уже ждали — кто-то умный успел послать всадника вперед, предупредить. И встретили нас люди, машущие руками и приглашающие занять место перед…

Перед целым скопищем тяжело груженых верблюдов, занявших всю улицу.

Что у них в этих очевидно тяжелых вьюках?

Мне сначала показалось, что это просто способ прикрыть нас сзади — но тут я увидел, как беднягу Бармака (сколько же ему лет? Шестьдесят? Больше? Разве люди могут в такие годы нестись верхом?) в четыре руки снимают с его озверевшей коняги и буквально засовывают в верблюжий вьюк.

И я понял, что галопом мы все равно уйти никуда не сможем.

Тут меня взяли за руки, подняли их к раскаленному небу и обрушили на мои плечи железный дождь. Кольчуга заставила меня сгорбиться в седле. А дальше еще и на голову накинули что-то вроде шали или капюшона, но тоже сделанного из позвякивающих колец. И прихлопнули это сооружение круглым, как яйцо, шлемом из кованых металлических пластин. А через голову повесили перевязь с мечом («опускаешь левое плечо — и широ-оким движе-ением правой руки-и-и тащишь из-за плеча меч, описывая им перед лицом полукру-уг», — вспомнились мне сиплые крики Юкука, учившего чакиров).

Я понял, что худшее еще, возможно, впереди.

Без моей команды чакирам, видимо, чего-то не хватало. Сгибаясь от брони, я объехал их конный строй — Нанивандак, Евман, Ванаспар, Муслим, все остальные: сверкающий металл, мечи, луки — полное и стоящее громадных денег вооружение. Движением, руки отправил двоих назад, между невооруженными и верблюжьим стадом, приказал кричать, если увидят погоню. Юкук выехал вперед, вместе со мной.

Отряд тронулся на запад, к выезду из города. Медленно, очень медленно — я заметил, что лицо Юкука стало серьезным.

Погоня появилась скоро — но то были лишь два всадника в черном, они посмотрели на наше еле ползущее стадо, покрутились и отстали. Следовало ждать продолжения.

Оно и пришло — и не позади, а впереди нас, отрезав нам выезд из города.

Клубилась пыль, в ней мелькали черные головные повязки с развевающимися кончиками. Эти воины по большей части были без брони, но ее и не требовалось. В этом отряде их было слишком много. И множество мечей.

Один из заслонивших нам путь выехал вперед.

Красавец с гордым, похожим на лезвие топора носом, в такой же балхской кольчуге, как у нас. Поднял руку к глазам, начал лениво всматриваться в наши ряды.

Вот теперь конец, понял я. Я же знал, я знал, что не Хашим с Абу Муслимом были страшнее всего. Вот оно, самое страшное.

А раз оно уже пришло…