– Я не ихшид Согда и не ваш эмир в этих землях, – продолжал я. – Но вы видели самаркандцев в бою, и не только в бою. Не надо быть ихшидом, чтобы напомнить вам: в наш золотой век над землями Согда была власть каганов, была и другая власть. К самой этой власти нам не привыкать. Если бы Самарканд не соперничал с Бухарой, а та – с Чачем, тогда другое дело. А так – когда у каждого города свой властитель… Без империи нам не обойтись, к сожалению или к счастью. Далее, если Самарканд процветает, то власть ваша прочна. Если нет – вы получите один большой Мерв. А потом – потом вы нас потеряете. Мне не надо об этом с вами договариваться. Это то, о чем вы должны со мной договариваться. Словом, Согд заслужил того же… что и Иран. Это нужно вам. Это нужно нам.
Мансур вздохнул и перевел взгляд на реку. После чего неожиданно спросил:
– Вы поедете в вашу любимую Поднебесную империю?
Это вряд ли было сигналом к тому, что можно говорить о пустяках. И с ответом я, похоже, угадал:
По крайней мере, это то, чего я бы хотел… Хотя не сразу, есть еще дело в Мерве. Но, отвечая на ваш невысказанный вопрос, – да, если в Согде будет твориться то, что творилось все эти годы, кто-то в Чанъани может заинтересоваться землями, которые плохо лежат. Более того, лежат к северу от вечного врага – тибетцев – и к югу от Великой Степи… И тогда будет много проблем.
Кто из генералов императора сильнее всех? – быстро перебил меня он.
Есть парочка, – вздохнул я. – Заметьте, что все – иноземцы, люди коренного народа хань войну ненавидят. Гэшу Хань. Тюрк. Бит бывал чаще, чем побеждал, но опытен и осторожен. Сейчас известен скорее своими музыкантами и вином, чем победами. Из прочих – если только Гао Сяньчжи, который обманул две армии, тибетскую и свою, и так победил – помните, я вам рассказывал? Он тоже не хань, он из народа корё… Но он сейчас наместник большой провинции, как раз за Небесными горами, к востоку от нас – от вас, я должен был сказать. В общем, от ваших… и, следовательно, наших границ. И – да, Мансур, я буду присматривать за тем, что там у них, в Поднебесной, происходит. А брат мой, который читает ту же книгу, что и вы, будет присматривать за Самаркандом. И какие-то вещи мы будем рассказывать вам. Хотя, скажу вам, Светлый император вряд ли согласится на такую авантюру, как поход на Запад, – хватит ему и того, что в Фархане имперские посланцы чувствуют себя, как дома. А лезть еще дальше, на Самарканд… Нет, нет, слишком глупо… Но все идет к одному: вам нужен новый эмир Согда. Который уважал бы дом Маниаха и другие подобные дома, а они помогали бы ему. И который знал бы, кто такой на самом деле Абу Муслим. Как насчет Халида, сынишки вашего наставника малолетних? Как он вовремя тогда оказался на той дороге…
Халид нам нужен здесь, – дернул плечом Мансур.
– Ну, хоть бы Зияд ибн Салех, – не отставал я. – Он будет попросту рад оказаться как можно дальше от полководца. Он устал его бояться.
Мансур подумал, погрыз ноготь.
– Но ведь он его убьет.
– Конечно, убьет, – вздохнул я, хорошо понимая, кто и кого уничтожит. – Но, может быть, и нет. И вообще – кто-то ведь нужен.
Мансур кивнул. Мы замолчали. С реки послышались плеск весел и доносящиеся по воде разговоры лодочников.
– Скоро здесь будет шумно, – с завистью сказал я. – Подумать только – целый город с рынками, криками, звуками ута и танбура.
– А что такое танбур? – без выражения сказал этот человек.
Вы знаете, что такое танбур, – так же мрачно ответил ему я. – Знаете и то, что город этот будет жить не вашей, а своей жизнью – как и ваш шустрый сынишка, Мухаммед. Да, да, я могу говорить о детях, не падая в обморок… Так вот, это ваше дитя, но на отца он будет похож разве что наполовину. И вы тут ничего не измените. Может быть, он будет не только терпеть музыку в своем городе или дворце, но даже покровительствовать музыкантам. Знаете, ведь музыка – это просто звуки нашей жизни, только им придана гармония и строй, чтобы мы, несчастные, поняли, как прекрасна эта жизнь, – продолжал я. – Например – басовые струны, большие гонги и барабаны всегда напоминают мне несущийся по степи кавалерийский отряд: его так же ощущаешь не ушами, а ногами, когда дрожит и трясется земля.
М– м, – сказал мой собеседник, складывая пальцы лопаточкой и зачерпывая ими еще одну горстку жирно блестящего риса с редкими зеленоватыми восковыми изюминками. Затем он с неудовольствием осмотрел эту горстку и быстро отправил ее в рот.