Любимый ястреб дома Аббаса

Был на этом папирусе, буквами побольше, и еще один предельно любопытный вопрос, написанный вкривь и вкось и на вид похожий на пробу кисточки. Если все пойдет нормально, я получу ответ на него – и на все остальные – через две недели.

Бармак моим докладом – который он привычно называл дружеской беседой, – был на этот раз доволен. Я чуть не впервые увидел, что лицо его бывает иногда серьезно и при этом даже красиво, – две неизвестно откуда взявшиеся длинные складки пересекли его лоб вертикально и сделали нос странно выразительным.

– Вот это уже кое-что, – сказал он с удовлетворенным вздохом. – И, конечно, про Хашима с его характерным лицом – надо бы еще побольше узнать. Потому что одно дело – просто одна из сект, коих сейчас развелось что-то совсем без числа. А другое дело – когда замешан такой человек, как он. В общем, про него надо знать точно – либо да, либо нет. А то, может, он тут вообще ни при чем. Может, это, наоборот, ему кто-то подбрасывает дохлую крысу через забор. Чтобы посмотреть, что он будет делать. Типичный, кстати, метод работы, эта дохлая крыса.

– Бармак, расскажите мне про все эти учения, школы и все прочее, – попросил я. – Вы слышали раньше, чтобы кто-то из них растил убийц? Может быть, если мы поймем, откуда все это берется, то будет проще?

– Хорошая мысль, – энергично кивнул он. – Но тут проблема в том, что слишком много информации. Вы представьте себе. Кругом одни учения и проповедники. По большей части это крутится вокруг Али, который был женат на дочери самого пророка. И у них был сын Хусейн – а это уже попросту кровь пророка. Чистая. Ничуть не хуже крови дома Аббаса, а то и лучше между нами говоря. Но дальше… у них такое нагромождение легенд – об открытых имамах, тайных имамах, которые якобы скоро придут… А еще ведь, кроме имамов, есть некто Махди, и тут полная мистика…

– Так, что-то я об этом только что слышал, об этом Махди, – проговорил я.

– Не сомневаюсь… Но и далее: хариджиты. Которые за чистоту и бедность, за возвращение к истокам учения. Да вот же у вас, в Согде, этот самый Харис ибн Сурейдж – тоже был из хариджитов. А еще есть мутазилиты и кадариты. А был еще один еврей, по кличке Ибн Саба, который учил, что сам Мухаммед придет на землю снова, подобно пророку Исе. Да что там, дом Аббаса несколько лет назад послал сюда, в Хорасан, человека по имени Хаддаш, или Хидаш, – кто его разберет. Послал мутить воду и поднимать народ на бунт, это-то понятно. И что же тот начал проповедовать? Что не надо никакого поста и хаджа в священную Мекку, а жены все общие. Долго он, конечно, не прожил…

– Бармак, а таких учений, которые заставляют убивать своих врагов и сразу улетать в рай, вы все-таки не знаете? – снова спросил я.

– Да как же не знать. Вот были такие Абу Мансур аль-Иджли и Мугира ибн Сайд; первый учил, что врагов истинной веры надо убивать только веревочной петлей, а второй – что только деревянной дубинкой. И лишь когда придет Махди, можно будет пользоваться сталью. Но они начали ругаться друг с дружкой, и от этого как-то всем стало легче. Да, а вот о таких учениях, чтобы были сады и садики, кинжалы и кинжальчики, – нет, раньше не слышал. А давайте вот как договоримся: у меня сейчас будет достаточно много времени, чтобы подумать над вашим совершенно уместным вопросом. То есть просто по верному пути вы идете. А вы сами… Вам проще будет продолжать интересоваться Хашимом, а заодно поискать тот самый садик с цветочками, девушками и всем прочим. Он ведь есть, он где-то здесь. Встретимся недели через три – через месяц. И сравним, что у кого придумалось.

– Через месяц? – удивился я.

– Уезжаем, – бодро пояснил Бармак. – Оставляем за себя вот этого интересного человечка. Друг мой Абу Салама, идите-ка сюда, познакомьтесь, – Маниах из Самарканда может к вам приходить в любое время, и если ему потребуется помощь, – непременно окажите ее.

Немыслимо важный на вид человек лет тридцати с угольно-черной растительностью на голове, явный и очевидный житель земель завоевателей, подошел, обнялся со мной (я вдохнул тяжелый кедровый аромат) и сказал нужные слова о том, как важна для «всех нас» моя семья. И когда он, наконец, отошел и вовлек в углу двора в долгий разговор Абу Джафара по кличке Мансур, я повернулся к моему благодетелю:

– И вот что, Бармак. Самый надежный из моих чакиров сказал мне одну умную вещь. Когда ищешь что-то небольшое, надо видеть всю картину целиком. А то отвалится голова. Не кажется ли вам, что мне пора полностью понять, что здесь вообще происходит? Куда вы, например, уезжаете на месяц? И, кстати, зачем приезжаете и что вообще здесь делаете? Ведь все эти убийцы вне всякого сомнения тесно связаны именно с вашими делами. Рассказывайте, Бармак. Иначе я буду и дальше работать вслепую и встречусь с большими неприятностями. Я их уже просто чувствую.

Бармак задумался, а я перевел взгляд на двух заговорщиков – Мансура и Абу Саламу, а также на смуглого мальчика, за которым неусыпно наблюдали безмолвные охранники.