Любимый ястреб дома Аббаса

Хаос, грохот и лязг, который начался после этого и никак не мог прекратиться, описать невозможно. Юкук, собранный, уверенный, спокойный, только успевал метаться туда-сюда, подчиняясь в том числе моей команде: брать только согдийцев (я же должен быть уверен, что они понимают мои команды). Каждый из моих чакиров неожиданно для себя оказался командиром десятки воинов. Потом появились, кроме согдийцев, еше и тюрки, и я понял, что отряд наш теперь не победить и тысяче воинов. Люди менялись кольчугами, тащили из лагеря свое старое и привычное оружие, сравнивали с новым. Были копья, короткие для пехоты и длинные для всадников. Колчаны из кожи, откуда стрелы торчали веером. Дальше пошли кони, и этот вопрос оказался весьма серьезным, а Юкук еще затребовал запасных – притом что лишившийся груза верблюжий караван мы оставили в лагере в виде компенсации.

Я понял, что устал.

Мне захотелось отойти от этого грохочущего кошмара на какой-нибудь холмик, поднять голову к небу, где были рассыпаны мириады рифмующихся строк. «Остался след ее в пыли неспящих городов»? А ведь это было хорошо. Но вот уже новые строки звучат в моей голове:

О неба бледная и злая вышина, пронзенная кинжалом кипариса!

Еще немного, еще несколько строк. Хоть три. И не надо слать их брату. Надо, чтобы они просто оказались здесь, уже в нашем мире.

Но тут я вспомнил, что кисточка, папирус и все прочее, конечно же, остались в Мерве. С письменными принадлежностями мне просто не везло!

А дальше начал спускаться вечер.

– Овощи, Мансур, обязательно овощи – какие угодно. И не меньше одного барана на десять человек, это же здоровенные воины, – брал я приступом казначея дома Аббаса. – Плату за службу вы им сможете отдать в конце пути. Но кормить их надо хорошо уже этим вечером.

Мансур, все также не отпуская от себя спасенного мною мальчика, грыз ноготь и задавал на удивление точные вопросы – о том, что надо где-то брать еще котлы, добывать хлеб. Но на меня он смотрел какими-то удивленными глазами и… я бы сказал, что этот человек с неподвижным лицом был немножко смущен. А Бармак тонко улыбался.

– Можем спокойно тут переночевать, – ответил он затем на мой невысказанный вопрос. – Они получили по морде раз, от ваших девушек. Два, когда нас встретил и проводил сынишка Халид. Три, когда по его приказу наш отряд вырос до сотни. Да еще и с таким вооружением. Хватит уж им горячку пороть. Хашим теперь будет ждать Абу Муслима, а того, как вы верно и вовремя нам сообщили утром, нет в городе. Эту ночь можем спать спокойно.

Но спать мне не пришлось. Потому что когда забулькали неизвестно откуда появившиеся котлы над кострами, Юкук подсел ко мне, приложенной к сердцу рукой поприветствовав погружавшихся в сон Мансура, Бармака и прочих.

– Господин, я начал тогда говорить, а меня прервали. Так вот, знаете ли вы, что тут находится совсем неподалеку?

– Дорога в Куфу, о которой я не имею понятия, – отвечал я. – Мы поедем через весь Иран, Юкук.

– Я знаю эту дорогу очень хорошо… Сад, господин. Сад убийц. До заката можно было бы доехать.

Тут Бармак, лежавший навзничь, открыл один глаз и чуть повернул к нам осунувшееся лицо.

– А если не тот сад? – рывком сел я. – А как узнать…

– Двое на лучших конях уже туда отправились, если вы не возражаете, господин, – без выражения сказал Юкук.

Бармак открыл второй глаз.

– Мы охраняем жизнь этих людей… – начал было я.

А в моей голове уже крутились, как перекати-поле среди пыли, бешеные планы.

Взять ее живой и без царапины. Связать. Повезти с собой на запад, по дорогам Ирана. Нет, отправить с ней двух человек обратно, в Мерв. Сдать целителю. Найти Ашкенда. Дать Ашкенду запас сонных трав. Довезти ее до Самарканда. Сдать брату. Получается! Отлично получается!

Мои мысли замерли: Мансур сидел теперь абсолютно прямо, нет – чуть наклонившись вперед, в побелевших пальцах его был нож, которым он медленно пропахивал глубокую борозду в земле по направлению к себе.

Я посмотрел на его лицо – и раз и навсегда понял, что становиться врагом этого человека не следует никому и никогда в жизни.

– Я сам поеду, – сказал он голосом, скрипучим, как песок.

– А мальчика оставите на меня? – раздался тихий голос лежавшего Бармака.

Стало тихо. Юкук сидел неподвижно, с лицом, будто высеченным из камня. Он, кажется, был единственным, кто мог в этот момент смотреть в жуткие глаза Мансура.

– Оставьте нам исполнителей, господин, – наконец негромко сказал Юкук. – Мы не будем спешить их убивать. Мы сделаем это медленно.

Мансур чуть наклонил голову, глядя на свой нож. И начал грызть ноготь свободной руки. Мы молча ждали его решения.

– Сначала еда, – сказал он, наконец.

А после еды, из закатных лучей, возникли двое разведчиков Юкука. И мы начали с ними серьезный разговор.