Любимый цветок фараона (СИ)

— Хатор покарает меня за мои слова, но ведь она и так знает правду… Я хотела увидеть тебя. царевич Райя. Я не думала, что нарушаю что-то…

Царевич спрятал за спиной руки.

— А я думал, что нарушаю, ожидая здесь твоего прихода. Ведь все, что мне позволено — это видеть твой танец на храмовых праздниках. Я сделал признание. Скажи теперь и ты, пришла бы ты сюда, если бы не желала защитить Пентаура? Ответь мне, ибо кроме меня и отца никто не услышит это.

Нен-Нуфер опустила глаза.

— Я больше не приду. Я увидела тебя, и мне довольно. Пусть Великая Хатор простит мне мое желание.

— И да простит она его мне. Я должен поучиться у Пентаура силе. Он должен очень любить тебя, коль поставил на кон труды всей своей жизни.

— Пусть фараон простит ему его ложь, потому что, я знаю, Пентаур примет любую кару, но не скажет про меня Амени. Пусть Его Святейшество не карает Пентаура за меня.

— Будь покойна, завтра фараон примет Амени и ни слова не скажет про спрятанный в келье лотос. Я укажу ему на тебя во время танца. Сколько бы париков они не надели на тебя, я узнаю тебя, мой Прекрасный Лотос. Я хочу, чтобы и он знал, какие прекрасные жрицы служат Великой Хатор.

— Я не буду танцевать на празднике. Из-за ссадин меня отстранили от танцев.

Царевич на мгновение прикрыл глаза.

— Прости меня. Я не знаю теперь, как искупить свою вину.

— Не кори себя, мой господин. Это пустое. Передай лучше фараону вот эти лепешки из лотоса да скажи, что в храме не будет мяса, покуда его просьбу не исполнят.

Улыбка сошла с лица царевича.

— Откуда тебе известно про задание фараона?

— Мне ничего неизвестно, мой господин, — поспешно ответила Нен-Нуфер. — Просто Пентаур который день не спускается из башни и никого не пускает к себе, кроме Амени. Я не знаю, что ждет от него Его Святейшество, но скажи фараону, что его лотосы не успеют закончиться, когда Пентаур пришлет ему послание. А лепешки действительно вкусны и достойны стола самого фараона.

— Лотосы? — по лицу царевича вновь скользнула улыбка. — Какое отношение фараон имеет к лотосам? Эти лотосы от меня. Только цветы со всей Великой Реки не сравнятся с тем единственным, который вырос в стенах храма.

Его руки вновь лежали на ее плечах, и она не сумела отвести глаз.

— Если бы только я увидел этот лотос раньше… Идем, жрица!

Царевич вскочил и протянул руку. Нен-Нуфер поднялась и вернула Райе платок.

— Оставайся с миром, мой господин.

— Нет, ты скажешь мне это у городских ворот, — он крепко сжал запястье Нен- Нуфер. — Великая Хатор не покарает нас, потому как мои помыслы нынче чисты. И если когда-нибудь тебе еще раз потребуется моя помощь, оставь в гробнице Лотос. Отец укажет мне верный час встречи. Я верю, что он полюбил тебя как дочь.

Они осторожно поднялись по ступеням и встали на колесницу под палящее солнце. В этот раз на Райе не было парика, и все равно он укрыл платком светлые волосы спутницы. Царевич правил лошадьми двумя руками, а Нен-Нуфер так хотелось, чтобы рука с кнутом вновь лежала у нее за спиной, и чтобы царевич опять долго не отпускал ее у городских ворот. Но царственный возница быстро распрощался с ней и умчался прочь, а она забыла отвернуться, и явилась в храм с размазанной от песка и слез краской. Никогда прежде циновка не казалась такой мягкой — ее смягчили слова царевича — если бы он встретил ее раньше… Она не скажет ему, что это раньше все еще существует.

12. "Признание Пентаура"

Нен-Нуфер знала, что Пентаур и Амени, фараон и Великая Хатор осудят ее, если она предпочтет служению жизнь наложницы. Только сердце не слушало разум, оно все сильнее и сильнее сжималось от неизвестной прежде боли и потому утром, когда Нен-Нуфер, проходя мимо башни, услышала знакомый окрик, оно не забилось радостно, а лишь остановилось на миг.

— Я вновь искал тебя и вновь не мог найти.

Пентаур осунувшийся, но чисто выбритый, умащенный маслами и с прежней, давно забытой улыбкой, шел к ней. Стражника больше не было, и никто не преградил им путь в башню. Стол Пентаура был по-прежнему завален папирусами, а на расстеленной в углу циновке лежало аккуратно свернутое одеяло.

— Как твои ноги? — не прося позволения, молодой жрец присел подле нее и приподнял подол платья. — Они прекрасно позаботились о тебе и путешествие по Великой Реке не причинит тебе большего вреда.

— Какое путешествие? — Нен-Нуфер недоуменно глядела на сжимающие ее запястье пальцы. Как давно воспитатель не держал ее подле себя так близко.

— Амени должен был сказать тебе про Фивы. Он отправляет меня туда, чтобы не мозолить глаза фараону…

Нен-Нуфер едва сдержалась, чтобы не сказать воспитателю, что фараон обязательно сменит гнев на милость.

— …А тебя я должен представить Тирии…

И тут Пентаур замолчал и взял Нен-Нуфер за второе запястье.

— Если только ты хочешь служить Великой Хатор.

Неужели это был вопрос? И он звучал не только в воздухе, но и светился в глазах жреца.

— Амени сказал мне…