Любимый ученик Мехмед (СИ)

Куда делся Шехабеддин, когда Мехмед лишился власти, не ясно. Возможно, он остался в столице. Самого Мехмеда отправили в Манису, а Заганоса заставили уехать в его имения в Анатолии — хасс Балыкесир по соседству с Манисой.

Это соседство иногда порождает мнения, что Заганос «последовал» за Мехмедом, но нет подтверждений, что Мехмед и Заганос виделись или хотя бы переписывались с середины 1446-го до начала 1451 года, когда Мехмед взошёл на трон во второй раз. Скорее всего, они не общались, ведь иначе их могли заподозрить в неодобрительных высказываниях о султане Мурате, отобравшем у сына власть.

Достоверно известно лишь то, что Мехмед, во второй раз взойдя на престол, вернул Заганоса ко двору. Шехабеддин тоже стал играть заметную роль при Мехмеде.

Миф 5. Нелюбимый двором и янычарами

Считается, что Мехмед во время первого правления не пользовался популярностью при турецком дворе. Главной причиной называют то, что Мехмед вёл себя, как подросток: проявлял излишнюю независимость и даже заносчивость, совершал необдуманные поступки.

При этом историки как будто забывают, что Мехмеда окружали взрослые люди, которые понимали — он не сам уселся на трон, а по решению своего отца, Мурата. То есть недовольство могло быть связано не только с Мехмедом, но с Муратом, который передал дела незрелому сыну.

Тем не менее, о возможном недовольстве в отношении Мурата историки не говорят. Наверное, понимают, что тогда придётся задуматься о причине решения Мурата и спросить себя — не было ли оно принято в подпитии?

Часто пишут, что Халил-паша, убеждая пожилого Мурата вернуться к власти, опасался восстания янычар, или даже спровоцировал восстание, но эти утверждения звучат странно. Если Мехмед в 1444–1445 году начал готовиться к походу на Константинополь, то янычары должны были встретить эту идею с воодушевлением. Если поход действительно планировался, откуда недовольство?

Именно поэтому я думаю, что янычары в первую очередь были недовольны не Мехмедом, а Муратом, который поступил недальновидно, передав власть 12-летнему сыну. Янычары хотели войны, но понимали, что 12-летний Мехмед не сможет скоро отправиться в поход, даже если хочет. Поэтому в 1446 году и состоялось возвращение Мурата на трон.

Кстати, дальнейшие действия Мурата после возвращения вполне можно трактовать как признание своей ошибки и как стремление её исправить. В 12 лет даже гений не смог бы править успешно, поэтому султан Мурат больше не ставит перед сыном невыполнимых задач, а приучает его к роли правителя постепенно. В частности, Мехмед периодически участвует в походах в Албанию.

Не исключено, что Мехмед ходил в Албанию зимой 1446–1447 года под присмотром опытного военачальника. По мнению историков именно в албанском походе Мехмед познакомился со своей первой женой, у которой в конце 1447 года родился сын (о ней см. ниже).

В июле 1448 года Мехмед ходил в Албанию вместе с отцом. После длительной осады была взята крепость Светиград, началась осада города под названием Круя (центр владений небезызвестного Георгия Скандербега). Затем к Мурату пришла весть, что венгры готовятся напасть на северную турецкую границу. Султан снял осаду и отправился в новый поход, нанеся венграм поражение на Косовом поле (осенью 1448-го). Мехмед в отсутствие отца занимался делами в Эдирне, а затем вернулся в Манису.

Весной 1450 года отец и сын снова совершили поход в Албанию. В середине мая началась осада Круи. Сначала Мурат пытался подкупить коменданта крепости, но не сумел. Затем из отлитых на месте двух тяжёлых пушек начался обстрел укреплений. В результате оказалась пробита брешь в воротах. Начался штурм, причём возглавил его лично Мехмед, но штурм окончился неудачей. В последующие дни взять крепость также не удалось. В то же время турецкая армия испытывала продовольственные затруднения, поэтому осада была снята. Мурат вернулся в Эдирне, а Мехмед — в Манису.

Что в итоге выросло из «дикого» мальчика Мехмеда:

Опять процитирую Джакомо де Лангуски: «Правителю, Великому Турку по имени Мехмед-бей двадцать шесть лет. Он хорошо сложён и ростом выше среднего. Воспитан как воин, а его обращение скорее внушает трепет, чем почтение. Улыбается редко. Он осмотрителен, (но в то же время) способен к бескорыстным благородным порывам. Он проявляет упорство в исполнении своих замыслов, и замыслы у него дерзкие, а жажда славы, как у Александра Македонского. <…> Вот человек, с которым христианскому миру придётся иметь дело».