Любимый жеребенок дома Маниахов

Грохот копыт был уже рядом, стрелки у ложи натягивали луки (а ведь опоздали бы, подумал я), колесница поравнялась с метальщиком, неумелым зигзагом она замедляла ход. Вожжи держал кто-то с закутанной головой, метальщик вскочил на подножку, уцепился за пояс возницы, копыта снова загремели, и две фигурки на полусогнутых ногах, прижавшиеся друг к другу, начали резать толпу, выбегавшую на дорожку и отскакивавшую от взбесившихся лошадей. И колесница, шатаясь, вылетела через одни из ворот, ведущих вон с ипподрома.

Самое удивительное — я не могу сейчас вспомнить, была ли после этого гонка настоящих колесниц. Ну, конечно же, была, на возниц были сделаны на скамьях немалые ставки, а странный инцидент у императорской ложи — да задние скамьи наверняка и вообще не поняли, что произошло. Так что колесницы летели, это я не обратил на них никакого внимания.

Феоктистос, кажется, тоже. Он попросту улегся, с красно-бурым лицом, на нашу с ним скамью (я, подперев голову рукой, сидел рядом), отдавал приказы, выслушивал краткие доклады. Гул голосов вокруг доносился до меня только изредка — и то будто из-за толстой занавески.

— А знаете, Маниах, он все-таки сбежал, — деловито сообщил мне Феоктистос после очередного доклада. — Убил двух стражников осколком кувшина, представляете?

Ну, конечно он сбежал, как-то можно было догадаться.

— Он убил много тысяч человек, там, в Мерве, что ему еще два стражника? — мрачно отозвался я, размышляя о том, что вряд ли увижу живым настоящего Феофаноса Сирийца, бывшего монаха, книжника и в целом очень неплохого человека (на самом деле, как потом выяснилось, он выжил, его просто ударили по голове и отобрали фальшивые принадлежности святого). — А вы лучше скажите, Феоктистос, куда они там, по-вашему, направились, когда выскочили за ворота?

— В цистерну Базилики, куда же еще. Оттуда — удобный вход под землю. А под землей ждут мои люди. Катакомбы закрыты со вчерашнего дня.

Он ошибался — оба беглеца исчезли в толпе, которая не понимала, что за куча людей выскакивает веером из ворот ипподрома. Но понятно, что Хашим, с его незабываемой внешностью, очень быстро исчез после этого из империи, а тот, второй… зачем ему было тут оставаться? Мир велик, может быть, он так и бросает ножи в каком-нибудь цирке.

— Феоктистос, как это вам удалось связать кольчужный занавес за одну ночь? — поинтересовался я во время очередной паузы. — Я-то думал, что тут потребуется недели две.

— Какой там занавес, разомкнули кольца, отстегнули рукава, связали вместе пару-тройку кольчуг, — отмахнулся он от меня. А потом как бы заметил меня заново:

— Ну, теперь пусть эта пара от нас побегает. А наш триумфатор все сам видел и поостережется. Дни все холоднее, можно и в броне под плащом. Да много чего можно. Так, а вот…

И он посмотрел на меня с прищуром.

А я посмотрел на него.

— Феоктистос, а вы заметили, что тот самый человек, которого вы назвали легендарным убийцей, спас вашего императора? Да-да, это был он. Как насчет награды?

— Мы заметили, — сказал Феоктистос и замолчал.

Я отвернулся, оглядывая ряды счастливых людей на скамьях.

— На рассвете, — сказал, наконец, Феоктистос после нескольких тяжелых вдохов и выдохов. — Вот моя ему награда.

— Что — на рассвете?

— На рассвете, завтра, он покинет Город. И будет ехать очень быстро. Две недели. Дальше пусть в империи не показывается. Не советую. Да, да, не смотрите на меня так — их тоже никто не обидит, и ваших прочих людей, и эту вашу девочку…

— О, девочку ждут интересные события и большие дела, так что вы еще не раз ее увидите… Не думайте, что я ее забыл.

— Ну, и вы не думайте, — сказал, пристально глядя на меня, Феоктистос, — что все будет как раньше. Видимо, теперь логофесия дромы возьмет под свой контроль все эти ксенодохионы, приюты — все места, где могут остановиться иностранцы. Церковников никто выгонять оттуда не будет, но чтобы как раньше — не ждите. Своему другу у Сампсона так и скажите. И это только начало. А вот продолжение. Маниах, барида халифа Марвана больше нет. А где барид халифа ас-Саффаха? Смелее, смелее, вы же у них там — герой… впрочем, сейчас и у нас тоже… вы должны знать.

— Плохо вы знаете старого Бармака, если думаете, что он будет мне все рассказывать. Но барид есть. Хотя еще слабенький. А где он здесь, в вашей империи… есть у меня некоторые мысли. Послушайте, Феоктистос, ведь рано или поздно вам будет нужен путь к новому халифу? Логофет дромы вряд ли сможет вести разговор с ним или его людьми, а вот вам понадобится какой-то канал связи…

— Маниах, запомните на всю жизнь, которая может оказаться очень короткой, если вы… Если вы еще хоть раз будете меня учить моей работе…

Я раздраженно дернул левым плечом:

— А тяжело с вами общаться, Феоктистос. Давайте вот как: приехали бы вы, что ли, в Самарканд, там я вас буду запугивать. Высылать ваших людей из города на рассвете… Не приедете сами, пришлете туда своих людей. Рано или поздно.

— Это приглашение? Мысль понял. Да и прочие города — Бухара, Чач…

Честное слово, на прощание мы обнялись. Впрочем, мы знали, что прощаемся ненадолго.