Любить, бояться, убивать

Сыщики – во всех фильмах и книгах – в таких случаях выхватывают оружие и делают озабоченное лицо.

Но я не беру с собой пистолет, когда собираюсь просто поговорить. Надевать перчатки тоже не стал. Я распахнул дверь пошире, крикнул в недра:

– Роман! Ты дома?

Тишина. Ни вздоха, ни стона.

Я вступил в коридор. Газета на входе (никаких тебе аккуратненьких ковриков) насквозь пропиталась уличной грязью с мужских ботинок.

В кухне – никого. Лобное место (как и вся гостиная) пустовало.

Романа я обнаружил в спальне. Он лежал поперек постели, лицом вниз, и не шевелился.

– Рома! Подъем! – повысил я голос.

Воскобоев не отреагировал.

Мертвецки пьян? Или правда мертв?

Однако ни бутылок рядом, ни крови. И никаких следов борьбы. Но меры предосторожности следовало принять.

Я вытащил из кармана бахилы. Надел латексные перчатки. Приблизился к Роману, взялся за пульс.

Тело теплое, но сердце не бьется. И только через секунду – сонная артерия под моим пальцем слабо дрогнула.

Я рывком перевернул Романа на спину. Глаза закрыты, рот и лицо перепачканы рвотой. Он без сознания и ему, похоже, очень хреново. Но запах алкоголя совсем не сильный. Наркотики? Передозировка?

Пульс по-прежнему бился еле-еле. Дозваниваться до «Скорой» и все объяснять – минимум пять минут. Повинуясь порыву, я открыл Воскобоеву рот, нажал на корень языка и еле успел отскочить – содержимое желудка выплеснулось фонтаном.

Роман закашлялся, застонал.

– Что ты принял? – заорал я.

– П-парацетамол.

Я не ослышался?

– Сколько?

– Д-двадцать таблеток.

Его снова начало рвать.

Я прошел на кухню. Пошарил по шкафам, отыскал полку с лекарствами. Дефицитная в нынешние времена марганцовка, по счастью, имелась. Я налил пивную кружку воды, бросил туда пару гранул и вернулся в спальню.

Роман, скрючившись, лежал на полу. Увидев меня, он простонал:

– Желудок… огнем горит!

– Выживешь, – сочувствия к нему я не испытывал.

Рывком усадил «маньяка» спиной к стене, сунул ему в лицо питье, велел:

– До дна!

– Не буду я эту гадость.

Грудничок, блин.

Я легонько двинул его по скуле:

– Будешь. Самоубийца хренов…

Двадцать таблеток парацетамола и приоткрытая дверь. Классические приметы шантажно-демонстрационного поступка.

Роман отнюдь не собирался умирать. Просто очень хотел, чтобы ему посочувствовали, пожалели. Он ждал, что его найдут. Видно, не сомневался: Ольга примчится быстро. Не думал, что девушка разозлится всерьез и отправится в санаторий.

«Маньяк», с чрезвычайно жалобным видом, начал пить марганцовку. Уже на половине кружки его снова затошнило.

– В туалет иди! – цыкнул я.

– Теперь-то какой смысл? – простонал он.

И извергнул на пол очередную порцию дурно пахнущей жижи.

– Ольга когда вернется? – спросил я.

– Не зна-ю, – всхлипнул Роман, – мы поссорились.

– А родители у тебя есть?

– В Америке…

– Что они там делают?

– Грин-карту выиграли.

– Почему ты не поехал?

– Я совершеннолетний был, мне не дали. Да не очень и хотелось. В Америке законов слишком много, – попытался улыбнуться он.

– Зачем травиться решил? – строго спросил я.

– А… хреново все, – тяжко вздохнул Роман. – Порыв души. Ольга меня бросила. Дело моей жизни мертво.

– Ольга-то почему ушла? Вчера из изолятора мчалась к тебе на всех парах.

– Я дурак, – он покаянно опустил голову. – Пьяный был. Наорал. Сказал, что это из-за нее квест закрыли.

– Молодец. Добрыми словами встретил.

– Думал: она виниться начнет. Накажу ее, как следует, и мы сразу помиримся, – простодушно отозвался Рома.

Я назидательно изрек:

– После настоящей тюрьмы не наказаний, а добрых слов хочется. Всем. Даже поклонникам э-ээ… вашей субкультуры.

– Да понял уже, – буркнул он, – хотел извиниться. Но Ольга, зараза, меня в черный список внесла. Сколько ни звонил – «абонент недоступен».

– Вернется еще. Помиритесь, – утешил я. – И квест твой никуда не денется. Ваш шеф сказал: приложит все силы, чтобы «Школу танцев» не закрыли.

– Да что мне теперь до «Школы танцев»! – трагически изрек Воскобоев. – Вы хоть представляете, каково это: собственное детище в чужие руки отдавать!

– Это ты о чем?

– Закроют меня, – всхлипнул он, – надолго.

– За что? – спокойно спросил я.

– За убийство.

– Рассказывай.

Покаянная речь, похоже, была заготовлена заранее, потому что начал Роман быстро и складно.

– Мы с Русликом в одной школе учились. И имели реальный конфликт. Я его – при куче народа – убить поклялся.

Я разозлился:

– И ты об этом только сейчас говоришь?

– Я собирался сразу сказать, как вы приехали, – всхлипнул Роман. – Но не решился.

– Идиот. Мы потеряли два дня. Почему ты молчал?!

– Ну… я надеялся… может, дело по горячим следам раскроют. Найдут настоящего убийцу. И под меня копать даже не начнут.

– Ты глупый и безответственный, – пригвоздил я его (точно такими словами в школе меня прикладывала классная руководительница). – Повествуй. Из-за чего у вас был конфликт?