Любить, чтобы ненавидеть

— Чтобы оказаться на моем месте, Жанна Ивановна, вам нужно сначала выйти замуж, а потом похоронить своего мужа.

Фраза прозвучала, как пощечина.

Начальница вздрогнула, но потом взяла себя в руки и злобно бросила совершенно бессмысленное:

— Тем более!

Катя швырнула сумку на пол, вышла, хлопнув дверью, в коридор, прошла на лестничную площадку, где с незапамятных времен стихийно возникло место для курения, достала сигареты, зажигалку, закурила.

Видит Бог, она не собиралась приезжать в фирму на мотоцикле, но так уж получилось, нелепо и нескладно. Все началось с того, что Степ — так звали ее знакомого мотоциклиста, поэта-песенника — уговорил ее съездить на уик-энд в Ясную Поляну. Субботу посвятить осмотру дома-музея и самой усадьбы Льва Толстого, а в воскресенье смотаться на Куликово поле, поглядеть на прославленный обелиск, пока он еще не развалился, затем переночевать в тульской гостинице и ранним утром в понедельник вернуться в Москву.

Катя никогда не была в Ясной Поляне. Она представила себе усадьбу, всю в первой, яркой, сочной весенней зелени, подумала, что неизвестно когда еще представится случай туда выбраться, и согласилась.

Все получилось прекрасно: погода, словно по заказу, не много посетителей, а на Куликовом поле вообще царствовали тишина и безлюдье. Неприятности начались за Тарусой, когда они уже ехали обратно: хлынул дождь, и вдобавок огромный, могучий, неутомимый мотоцикл вдруг фыркнул и заглох, как будто испугался неожиданного весеннего дождя.

Разложив на брезенте какие-то железки, Степ целый час перебирал и перетирал их. Потом, недовольно ворча, собрал, и мотор послушно заработал.

Но заехать домой, чтобы переодеться, времени не осталось, хотя Степ гнал машину на пределе…

Рассказывать Жанне все эти подробности не имело никакого смысла.

«Ну почему, почему эта сушеная вобла не оставит меня в покое? И вообще — какое она имеет право называть меня легкомысленной! Что я ей сделала плохого?» — думала она и не находила ответа.

Ларчик открывался просто: неприязнь Жанны Ивановны возникла к новой молоденькой переводчице с первого же дня ее работы в фирме, потому что начальница испугалась подсидки и восприняла Катю как потенциального кандидата на свое место. Когда эти опасения не оправдались, появилась зависть — огромная, страшная сила, нередко управляющая поведением людей, особенно женщин, — по молодости лет недооцененная Катей. Ей было невдомек, что завидовать можно не только любому успеху, но и линии бедра. А еще предметом зависти стала любовь Кати и ее мужа Кости Алексеева, программиста, работавшего здесь же, в «АРКСе». Их взаимное чувство было таким ярким, счастливым, безоблачным, что не видел этого разве что слепой.

Потом Костя погиб в автокатастрофе. А Катя, с переломами и сотрясением мозга, выжила. Когда она вернулась на работу, то никто не сказал бы, что эта молодая хрупкая женщина перенесла такое потрясение. И это тоже странным образом вызвало новый прилив неприязни у милейшей Жанны Ивановны, в то время как для Кати все было кончено: любовь, радость, мечты и ожидание ребенка.

О смерти мужа она узнала, лишь когда ее перевели после операции из реанимационного отделения в палату. Порой в глубине сознания вопреки здравому смыслу вспыхивала надежда, что происшедшее — чудовищная ошибка, и когда она вернется домой, на пороге ее встретит Костя…

«Почему я не погибла вместе с ним», — сказала она матери…

Началась другая жизнь.

Спасала только работа. Катя словно заперла свою боль и горе на замок, вновь, как и прежде, стала улыбаться, отметая любые проявления сочувствия даже со стороны близких людей.

Через год в ее жизни появился Степ…

Покурив и немного успокоившись, Катя вернулась в отдел, молча подхватила сумку, так и валяющуюся у двери, и пошла к своему столу.

Минут через двадцать зазвенел внутренний телефон. Жанна Ивановна сняла трубку:

— Отдел переводов. Да… Хорошо. — Она положила трубку и сказала громко, ни к кому не обращаясь: — Елагину к Аркадию Семеновичу.

Катя глянула мельком в круглое зеркальце, лежащее рядом с компьютером, и пошла к двери.

Шеф сидел за огромным столом, уткнувшись в бумаги.

Еще не старый, но уже обрюзгший, вечно раздраженный, он происходил из генерации комсомольских работников, ворвавшихся в бизнес при Горбачеве в годы перестройки. Путь его был обычным: сначала райком, потом МЖК, затем кооперативы, а уж при Ельцине через приватизацию он прибрал к рукам контрольный пакет созданной на паях фирмы. Даже название ей дал из первых букв своего имени и отчества — «АРКС». Обращался он по старой райкомовской привычке ко всем на «ты», но к нему мог так обращаться лишь первый зам. Работал по шестнадцать часов в сутки, глотал горстями таблетки от сердца и давления, но беспрерывно расширял свое дело, создавая многопрофильные дочерние фирмы. Он часто бывал груб, нетерпим, легко увольнял неугодных сотрудников. Понятно, что многие его побаивались.

— Елагина, Аркадий Семенович, — доложила секретарша и бесшумно исчезла.

Шеф поднял глаза от бумаг.

— Что за вид, Елагина?

— Простите, Аркадий Семенович, я опаздывала…