Любить, чтобы ненавидеть

— Я все-таки его люблю, несмотря ни на что, понимаешь…

— А что тут не понять? С этого надо было начинать, а то… — Даша улыбнулась, выпустила из своих объятий подругу и неожиданно заговорила совсем о другом:

— Катюш, а вдруг у вас с Ладиславом что-то получится? Может, он специально для этого тебя пригласил, а?

— Нет, Дашенька, к сожалению, у меня рефрактерная фаза.

— А это еще что такое?

— Это когда усталая мышца не реагирует ни на какой раздражитель, — пояснила Катя.

— Ты имеешь в виду сердечную мышцу?

— И сердечную, и душевную…

— Не придумывай, я же не Сашенька, чтобы слушать твои байки, раскрыв рот от изумления. Нет такой мышцы, душевной.

— Значит, я — аномалия. Ладно, давай прощаться снова, а то я не успею к своим.

И подруги в который раз обнялись, расцеловались, словно прощались навсегда.

Вечером Катя отправилась к родителям.

— Все это немного попахивает авантюрой, ты не находишь? — отреагировала Елена Андреевна, выслушав новость.

— Разумеется, — согласилась Катя. — Это-то меня и привлекает.

— Катенок, — взял слово отец, — а как же нам быть с твоей квартирой? Ведь механизм уже запущен.

— Я оформила доверенность на тебя, продать ее можно теперь и в мое отсутствие.

— Кто тебя надоумил это сделать? — Мать была просто потрясена такой практичностью дочери.

— Вы меня недооцениваете, мои дорогие и любимые родители.

— Пожалуй… — задумчиво произнес отец и в который раз подумал: «Надо же, как выросла девочка».

На всякий случай Катя оставила им еще один набор ключей от своей квартиры, и пока она рылась в сумочке в их поисках, Елена Андреевна обратила внимание на ее новый мобильный телефон.

— Какая прелесть! — воскликнула она. — Откуда это?

Не вдаваясь в подробности, Катя объяснила, что совсем недавно приобрела этот аппарат, и, заметив, как мама не сводит с него глаз, протянула его ей со словами:

— Возьми, мам, теперь он твой.

— Ну зачем, Катенок, тебе же он нужен.

— Бери, бери, я рада, что могу подарить вещь, которая тебе нравится. А я вполне обойдусь старым, так что номер у меня будет, как прежде, а этот, с новой карточкой, теперь твой.

Через день Катя улетела в Прагу.

А еще через пару дней Андрей с Данусей вернулись в Средневолжск, и Аркадий Семенович тут же вызвал их — вернее, Андрея, а Данусю в придачу — в Москву.

Только в Москве, в своей любимой гостинице «Минск» Андрей смог изловчиться и позвонить Кате, пока Дануся мылась в ванной.

По городскому телефону ответила незнакомая женщина, та самая, что дала Ладиславу новый телефон Елены Андреевны. Это была ее школьная подруга, когда-то вышедшая замуж за парня из Киева, а теперь оказавшаяся в сложном финансовом положении. Лена позвала ее в Москву и устроила гримершей в театр к Виктору, поскольку та в прежние времена работала врачом-косметологом.

Пока решался квартирный вопрос Елагиных, Елена Андреевна предложила подруге пожить в ее, временно свободной квартире, а когда Катя уехала в Прагу, переселила в Катину квартиру, сказав, что здесь она может спокойно жить целых полгода.

Услышав, что Кати нет, Андрей торопливо набрал номер ее сотового. К его удивлению, ответила Елена Андреевна. Он представился, попросил Катю и услышал потрясшую его новость: Катя уехала по контракту работать на полгода в Прагу. Расспрашивать о чем-либо Елену Андреевну не хотелось, да и возможности не было: Дануся, приняв ванну, вошла в купальном халате в спальню и стала готовиться к визиту к дяде. Предстоял традиционный семейный ужин, а уж завтра, когда Андрей отправится в фирму, она походит в свое удовольствие по магазинам. Прохладные, напряженные отношения с мужем до такой степени измотали ее, что Дануся собиралась сторицей компенсировать этот пробел (или провал?) в супружеской жизни новыми туалетами, духами и… впрочем, там видно будет.

Андрей сидел на диване в гостиной, опустив голову на грудь.

— Ты не собираешься переодеться с дороги? — спросила жена.

Он посмотрел на нее долгим холодным взглядом и тихо процедил сквозь зубы:

— Я ненавижу тебя.

— Это твои проблемы, милый, но переодеться все же следует.

Переодеться, идти на ужин, изображать раскаявшегося супруга, доброго родственника… Для чего? К чему теперь все его ухищрения, притворство, танталовы муки, на которые он обрек себя ради того, чтобы предстать перед любимой не с разбитым корытом, а мужчиной, способным не просто обожать — да, да, именно обожать! — ее, но и устроить спокойную, счастливую жизнь, оградить от лишений, невзгод, гарантировать и обеспечить радостное материнство…