Любить Дракона

Приезжайте к подножью Бенакантиль, вдохните морской бриз, и, может быть, вам повезет – вы получите свою пуговицу в подарок и обретете веру в чудеса и в самих себя.

Сказки для добрых

Бабушка называла ее Пичужкой.

Девочка рано осталась одна. Не то чтобы родители ее покинули, просто они решили, что она взрослая девочка. Конечно, мама причесывала ее по утрам и завязывала бантик на тугой косичке, но при этом все время смотрела куда-то сквозь Пичужку. И вечером, целуя в высокий лобик, всегда говорила одними губами:

– Спокойной ночи… – тихо закрывала за собою дверь, а девочка выглядывала из-под одеялка в надежде найти того, кому мама говорила это самое «спокойной ночи».

Став чуть старше, Пичужка научилась сама причесываться и плести не такую тугую, какая получалась у мамы, но все же красивую косу. Мама стала уходить на работу, пока Пичужка спит.

Теперь каждое утро Пичужка искала себя. Учитель истории сказал однажды, что задача каждого человека в жизни – найти себя. И наша девочка первым делом с утра искала себя. Зовет, кличет, под стол заглянет, за окно посмотрит: где же я, где?.. В шкафу платьями бабушкиными пошуршит, и тут старый круглый будильник с треснутым циферблатом тихонько напомнит, что в школу пора идти. Пичужка вздыхает и выходит из дому: вдруг она по дороге в школу себя найдет – это же неизвестно, где ты себя оставил.

Так проходили дни.

Пичужка хорошо училась и наводила порядок в доме к возвращению родителей с работы. Мама часто звонила и спрашивала, все ли в порядке, разговаривая словами вроде бы понятными, но будто сказанными другому человеку.

«Вот бы изобрели видеотелефоны, – думала Пичужка, – я бы посмотрела, кому на самом деле говорит все это мама. Может, он знает, где я себя оставила…»

Бабушка девочки очень любила готовить. Скорее всего, она искала себя в бесконечных котлетках, супчиках, пирожках и оладушках.

А Пичужка стала примерять на себя платье сказочницы. Как будто жила-была сказочница, только вначале она не знала, что сказочница, и ограничивала себя рамками правды. А потом оказалось, что даже если подробно расскажешь, как все было, какого цвета шарфик у Петровны и что курил Захар Алексеевич, то никто не поверит, и скажут: «Гадость какая несусветная!»

В чудесный вечер прекрасного времени года, когда цветет жасмин, и запах его вовсе не удушлив, а свеж и тонок, она решилась… и, рассказывая за чаем историю, добавила что-нибудь от себя. В «от себя» поверили все без исключения, и даже прозвучали аплодисменты.

Пичужка-сказочница приободрилась и как давай врать по полной, а люди верят! Ей стало стыдно: она бога боится, на небо теперь только искоса смотрит и повторяет: «Прости меня, прости меня… Я же красного словца ради. Очень грустно одной… Жаждет душа признания».

И главное, что интересно: как только она скажет чистую, истинную правду, ну все как было, так сразу ей по башке: на тебе, вот ведь какая врушка, врет и не краснеет! Смирилась она со временем и решила, что сказки на то и сказки, чтобы людям было во что верить. В чудо-то всегда проще верить, чем в провал.

А потом Пичужка отважилась и написала несколько сказок. Время, пока она созревала, убежало так далеко вперед, что уже и видеотелефоны изобрели, и радио никто не слушает, всё прямо так из космоса с помощью интернета хватают. Только там так много информации скопилось, до небес! И люди хватают, а усваивать не успевают. И называют это блужданием в тумане. Автора не помнят и повторить толком тоже не могут, а книга хорошая. Послевкусие такое, знаете ли. Интересное. Да-да, атмосфэ-э-эрное…

Написав несколько сказок, отправила их Пичужка издателю. Ей повезло, попался добрый и мудрый человек. Он сказал, что даже Толстому с Достоевским имеет что сказать, так что критиковать такую молоденькую мадмуазель ему не делает чести. Главное, что все равно люди читают.

А она осмелела и начала писать про все подряд. Про все на свете. И забыла, что надо искать себя. Потому что если не искать, то вроде как и не нужно вовсе. Когда человек делом занят интересным и сердцу приятным, то саму себя само собой находишь.

Повезло Пичужке. Первый издатель – он как первый мужчина. На всю жизнь. Не избил критикой и не перехвалил, чтобы глаза не замутило.

А вот потом накинулись грамотные люди. Они назвались филологами. И ничего-то толком объяснить не смогли – кроме того, что Бунин страшно теперь расстроен. А он вообще-то умер уже, Бунин-то.

Пичужка погрустнела. Потому что живого человека расстроить не страшно, его же потом обнять можно и целовать в заплаканные глаза. А мертвого обидеть – это уже очень серьезно.

А ночью Бунин взял да и приснился ей.

– Пиши, – говорит, – хоть как. Научишься потихоньку.

– А вы меня не видели? Я уже много лет саму себя ищу.

– А как же, видел.

– Где, скажите, где?!

– В каждом слове твоем, от которого тепло людям в душе… или если слово стремление задуматься рождает.

– Спасибо большое, я вам очень признательна.