Любит или не любит? Об эротическом переносе, контрпереносе и злоупотреблениях в терапевтических отношениях

Тот же выделяющий свет дает нам первичная актуальная способность[1] Модель/Пример. Отличить действие этой способности от идеализации можно по отношению к недостаткам и промахам, слабостям значимого человека. Если, обнаруживая недостатки, неправоту и вступая в конфликты, мы не обесцениваем человека и не разочаровываемся в нем целиком, значит речь скорей о действии первичной Актуальной способности: первичные актуальные способности всегда гибче в отношениях с реальностью, чем защитные механизмы.

Способность Модель/Пример побуждает нас подражать человеку, который ее «активирует»; это стремление «делать так же», следуя образу значимого человека внутри нас; в то время как идеализация рисует нам его как недоступный идеал, вровень с которым нам не встать никогда. Маленькие дети не идеализируют родителей, они просто подражают им во всем, что кажется значимым, присваивают (интериоризируют) способы поведения. В такие минуты ребенок ощущает себя отчасти своим родителем или максимально близким к нему, и так происходит научение. А механизм идеализации не заинтересован в том, чтобы сокращать разрыв между людьми: наоборот, кажется важным, чтобы терапевт оставался волшебной фигурой, поскольку именно статус почти небожителя делает возможными ожидаемые чудеса.

* * *

[из интервью]

«Однажды (как раз в начале терапевтических отношений) психотерапевт спросил меня:

— Как ты в целом представляешь себе жизнь?

Мы говорили об опасностях и неудачах и о том, что можно делать, чтобы их избежать, и я ответила:

— Как темный лес, через который проложена тропа, и главное — не сходить с тропы. Если сойти — может произойти что угодно, но пока ты остаешься на тропе — все более или менее предсказуемо.

— Но ведь нет никакой тропы, — возразил мой терапевт. — Только лес. Тропа проходит там, где ее прокладываешь ты — и увидеть ее ты можешь только обернувшись назад. Там — она уже есть. А впереди — нет.

Эта простая контрконцепция сейчас вызывает у меня любопытство и желание обдумать ее, прежде чем согласиться. Но в тот момент — и еще долгое время — она явилась мне как озарение. Как благая весть, которая может изменить мою жизнь.

Такое интенсивное переживание было следствием особенного отношения к терапевту, который в моем внутреннем мире был наделен невероятной мудростью и добротой. Эти мудрость и доброта пока еще никак не соотносились с его реальным характером, а родились из моей горячей надежды, что он выведет меня из тупика, в котором я оказалась — и из отрицания той части реальности, в которой он пока еще ничего не знал про мои тупики, а я не знала, достаточно ли он надежен в своем отношении ко мне».

* * *

Что делает психотерапевт, когда замечает, что клиент идеализирует его?

Иногда ничего не делает, считает идеализацию частью процесса, этапом в отношениях; ждет, когда она пройдет сама по мере углубления отношений; опасается, что следом за идеализацией наступит стадия обесценивания, и заранее вздыхает, как бы позволяя себе набираться сил в «конфетно-букетный период».

Иногда принимает на свой счет, отчасти понимая, что это лишь проекция клиента, отчасти наслаждаясь ощущением волшебной силы, которой клиент наделяет его; это — самая опасная для терапевтических отношений дорога.

Иногда пытается обратить на это внимание клиента и разубедить его, говоря, что это не имеет отношения к нему настоящему, что это клиенту так хочется или так нужно видеть его фигуру. Если разубеждать, но не анализировать идеализацию, это вызывает в ответ досаду и протест — ведь у защитного механизма есть функция и смысл, и покушение на него оставляет клиента один на один с невыносимой реальностью (чем глубже травма предательства, тем невыносимей страх).

Иногда — обнаруживает и исследует.