Любить или воспитывать?

– Я очень хотел. Но жена сказала, что ей просто не потянуть еще одного. Заняться вторым ребенком – значит, махнуть рукой на здоровье Максима.

– А вы?

– Что ж, я согласился. Надо быть реалистом: вряд ли от меня была бы большая польза в уходе за младенцем. Стало быть, все действительно легло бы на ее плечи. А если ребенок окажется не слишком здоровым – ведь мы оба не так уж молоды…

Он говорил по-прежнему спокойно, но в его глазах была такая тоска…

– Вы согласились, но вы…

– Мне регулярно снится один и тот же сон. Я держу на руках своего собственного ребенка, такого, знаете, лет двух… Он такой теплый, увесистый, и я подбрасываю его наверх, к солнцу, лучи пробиваются сквозь его волосики, бьют мне в глаза, он смеется… Я даже не могу разглядеть, мальчик это или девочка…

– И когда вы видите этого вечно чем-то болеющего Максима…

– Не спрашивайте!.. Понимаете, мы с женой действительно любим и уважаем друг друга…

– Почему дедушка все время живет на даче?

– У него плохие отношения с женой. Давно. Там, в поселке, есть молодая любовница…

– Какие на самом деле отношения у вашей жены и свекрови?

– Очень сложные. Мать, конечно, все время пытается ей диктовать… Я так понимаю, что и первый брак у жены отчасти из-за этого распался…

– И все это действительно шито-крыто, тихо-интеллигентно?

– Безусловно! Никаких ссор, скандалов…

– Ага! – сказала я.

– Что – ага?! – удивился доктор наук.

– Придете все вместе, включая папу Максима и дедушку. Кажется, я поняла, что происходит.

Вся взрослые в сборе, кроме все-таки увильнувшего дедушки.

– Есть темная комната, – говорю я. – В ней что-то, может быть, опасное. Когда в нее страшнее войти? Первое: вы знаете наверняка – там спрятался грабитель, или там лежит труп, или там притаился волк. Второе: вы не знаете, что там, но чувствуете – оно там есть…

– Конечно, второе страшнее! – говорит отчим. – К первому можно приготовиться, настроить себя, осознанно сражаться, в конце концов.

– Да, пожалуй, – соглашается бабушка.

Остальные кивают.

– В психологии это называется «ситуация нависшей угрозы». Особенно страшно, когда угроза неопределенная и не знаешь, откуда ждать удара. Это изматывает.

– А вы вообще-то о чем говорите? – с подозрением осведомилась бабушка.

– О вас, интеллигентные люди, и о вашем Максиме, – невесело усмехнулась я. – Он буквально с рождения чувствует, как ходят над его головой черные тучи, но поскольку все успешно скрывают свои действительные чувства, он ничего не может понять. Все происходит внезапно и без какого-либо разумного для ребенка объяснения: любимый дедушка вдруг «насовсем» переселяется на дачу, отец уходит и не возвращается. Потом появляется отчим, который сначала вроде бы потянулся к ребенку, а потом вдруг возникло – и не проходит – отчуждение (Максим чувствует, что он оказался «не таким»). Отец появляется вежливо и регулярно, даже сидит за праздничным столом, но при этом откровенно торопится уйти в свою настоящую жизнь, в которую Максима не приглашают. А мама с бабушкой (единственный вроде бы устойчивый факт Максимовой вселенной) никогда не повышают голоса, но время от времени разговаривают между собой так, словно случайно встретились в очереди в Британский музей.

– Да, – сказал отец Максима. – Именно. Мне моя теперешняя жена говорит: тебе как будто нравится, когда я начинаю шипеть или орать. Стыдно признаться, но ведь действительно нравится. Видно, что человек разозлился, и понятно, из-за чего. И понятно, что делать. А если все молчат, вздыхают и многозначительно смотрят…

– Что ж нам теперь, сковородками друг друга по голове лупить, как в старых комедиях? – язвительно осведомилась бабушка.

– Предлагаю эксперимент, – быстро сказала я. – Театр абсурда, но ничуть не круче, чем сглаз от зависти на гречневой крупе. Две недели скандалов.

– П-простите, я, наверное, неправильно вас п-поняла, – заикаясь от неожиданности, сказала мама.

– Правильно, правильно! – энергично и почти весело воскликнул отчим (признаюсь, предварительно мною подготовленный). – Я первый начну! Я хочу ребенка! Своего ребенка, ты слышишь, Маруся! Может быть, даже двух! После этого я готов сколько угодно возиться с Максимом, а сейчас я его вечно постную бледную физиономию на дух не могу переносить. Ребенок должен быть веселым!

– Будешь тут веселым, когда все такие ходят – не то храм, не то склеп! – вступился за сына отец.

– Да вы чего, с ума, что ли, сошли?! – мать.

– Вот видишь, дождалась! Я тебе говорила, нечего сор из избы выносить! Какие тебе психологи, когда ребенка надо в больницу на обследование класть! – бабушка дочери.

– Да она его до смерти залечит! Будешь потом рыдать! – муж жене.

Отличный, качественный, я бы даже сказала, вдохновенный скандал.

– Брек! – вскочила я и подняла руки вверх. – Не тратьте порох, Максима тут нет, а мне как психологу неинтересно, я и так все это уже знаю. Получается у вас замечательно. Вот приблизительно так – две недели. Потом поглядите на здоровье Максима. Если хоть чуть-чуть улучшилось, продлеваете эксперимент еще на полмесяца. Потом – ко мне.