Любить Кеану

— Что это с тобой? — Спросил он, с удивлением отмечая полное отсутствие конфуза на моем лице.

— Такое у меня бывает. — Спокойно ответила я и протянула ему стопку салфеток.

— Ты больная! — Его мокрые губы кривились. — Совсем больная!

— Ну, конечно! — Я решила еще и поиздеваться. — Должно быть, я первая девка, которую затошнило от секса с тобой?

— От секса со мной? От секса? Со мной? — Он кинул в меня грязной салфеткой. — Нет, милая, ошибаешься!

— Почему это? — Я насторожилась. Дэвид заметил, как напряженно сжались мои губы:

— Нет, Карина! Тебя вырвало вовсе не от меня! Тебя вырвало от себя! Тебя вырвало оттого, что ты больная! От того что ты помешана на этом актере, как пятилетняя девчонка! От того что ты одинокая баба, которая и забыла, когда ее в последний раз кто-то хотел! От того что ты обжираешься потому, что никому не нужна! Даже той картинке, на которой твой Кеану нарисован, ты не нужна! Ты какое-то животное, а не женщина. Блевануть во время секса… да на такое не всякая шизофреничка способна! Таких экземпляров я еще не встречал!

— Пошел прочь! — Прошипела я. Был бы у меня сейчас капюшон как у кобры, то наверняка раздула бы!

— С огромным удовольствием! Вечно мне какие-то больные бабы попадаются! Может, вы все такие больные? — Он наступил на торт, не заметив его под ногами, и побежал к входной двери.

Я подбирала с пола раздавленный торт, когда с грохотом захлопнулась дверь.

Я понимала, что хотя на восемьдесят процентов из ста, в тираде Дэвида звучало его уязвленное мужское самолюбие, двадцать из них были чистой правдой. В кого меня превращало мое обжорство?

Я подняла журнал и долго глядела в лицо Кеану. Мне было стыдно перед ним за себя. Мне хотелось любоваться его обликом, но сейчас он казался мне отчужденным. Его лицо не говорило со мной, и мне даже показалось, что я не могу поймать его застывшего, холодного взгляда. От этого мне стало одиноко, и я почувствовала себя беззащитной и беспомощной.

Но потом я подумала о том, что пытаюсь оживить фотографию, воображая, что лицо запечатленного на бумаге человека меняет свое выражение в зависимости от ситуации. Я даже хочу поймать на себе взгляд того человека, что запечатлен на бумаге. И хочу, чтобы взгляд портрета менялся, в зависимости от тех эмоций, которые мне были больше всего нужны.

И делаю все это сейчас, сразу после того как вывернула добрый центнер еды из своего желудка, прямо на рубашку партнера по сексу.

Немного поразмыслив, я пришла к выводу, что все это зашло уже слишком далеко!

8.

Тогда я обратилась к врачу. Некоему доктору Скотту Харкеру. Я, глотая слезы, на протяжении двадцати минут рассказывала ему о своих проблемах. Он испытующе глядел на меня, а когда я замолчала, начал выкладывать из ящика цветные фигурки разной формы. Он предложил мне разложить их по соответствующим ячейкам, вырезанным в зеленом фанерном ящике. Это было как-то чересчур.

Я готова признать, что у меня с головой непорядок, но все-таки, мое умственное развитие совпадает с моим физическим состоянием.

— Почему, в конце концов, ты решила прийти ко мне?

Потому,…потому, святой отец, что мне некуда больше пойти. Я бегу не от Кеану Ривза, не от хронического обжорства. Я бегу от себя. Кто еще может вернуть мне надежду, помочь мне повернуться к себе лицом и обрести силу, кроме вас? Кроме Господа…

— И ты, в самом деле, веришь, что я в силах помочь тебе?

Так. Стоп. Все понятно. По крайней мере, вы выслушали меня. Этим вы мне уже помогли. Спасибо, я больше вас не задержу.

Я не сдержала горестного вздоха: неужели моя беда настолько глупа и надуманна, что даже священник про себя смеется надо мной?

Да, святой отец, мне не стоило приходить, отнимать у вас время. Простите меня. И спасибо вам за потраченное на меня время. Вы мне уже помогли. Спасибо. Я пойду.