Любить мистера Дэниелса (ЛП)

Затем в моих самых темных фантазиях, кто-то заходит, и я прячусь за дверью. Мое дыхание рваное и ускоренное, адреналин пробегает сквозь каждую клеточку моего тела. Я бы не одернула платье полностью вниз, поэтому, когда бы он заглянул за дверь, он мог увидеть мои влажные трусики, дразнящие его, от чего бы он захотел этого еще больше.

О да, мистер Дэниелс заводил меня не на шутку. И это только в моей голове. Я задавалась вопросом, что он мог сделать, если бы на самом деле прикасался ко мне в классе.

— Эм... Эшлин? — Райан ткнул меня в плечо.

Я выдернула себя из своей фантазии. Весь класс уставился на меня с широко открытыми ртами. Мои губы были сжаты. А щеки покраснели.

— Эм... да. — Прочистив свое горло и очистив мысли, я продолжила: — Эта история рассказывается уже вечность. Люди передают историю Эрнеста Хемингуэйя, тем не менее, трудно сказать случалось ли это на самом деле. В любом случае, по слухам Хемингуэй поспорил, что расскажет историю, используя всего шесть слов.

— Как я и сказал, — рассмеялся Эйвери, — невозможно.

Глаза Дэниела были сощурены и вперились в меня. Он изогнул бровь, и уголок его рта приподнялся в усмешке. Он знал, что я грезила о нем? Он тоже грезил обо мне?

— Невозможно? — пробормотал Дэниел. — Так ли это? — сказал он, двигаясь у доски. Он написал: «Продаются: детские ботиночки, ни разу неношеные». (прим пер. в англ. языке слов шесть: For sale: baby shoes, never worn, также на русский язык ее переводят «Продаю детскую обувь, которую никто не надевал»)

Комната погрузилась в тишину. Слова на доске заставили меня задрожать, даже хотя я знала эту историю.

Райан был первым, кто заговорил, когда сказал:

— Униженный учителем, Эйвери!

Комната наполнилась смехом, и я не смогла сдержать улыбку. Я хотела бы удивиться, что Дэниел точно знал, о какой истории я говорила, но, естественно, он знал. Он был невероятно умен.

Дэниел поднял руки, призывая расшумевшийся класс к тишине.

— Хорошо. Да. Я хочу, чтобы вы взяли те листы с вашими ответами на вопросы о жизненных целях, которые вы написали для меня в начале года, — которые я отдам вам с замечаниями, — он поднял кипу листов и начал передавать их нам. — И я хочу, чтобы вы подытожили их тремя различными способами. — На следующей неделе сонет. Через неделю хокку. И через две недели малой прозой. И в конце каждой недели, вы представите свои работы перед классом. Я не хочу давить на вас Хемингуэем, давая только шесть слов для малой прозы. У вас будет десять — Он положил мой лист на стол и улыбнулся мне. Это была та же самая улыбка, как и тогда на вокзале. — Считайте каждое слово.

Когда он протянул Райану его лист, Дэниел остановился.

— Это, возможно, лучшее эссе, которое я когда-либо читал. Так держать. — Райан ухмыльнулся и поблагодарил Дэниела.

Прозвенел звонок, и все поспешили из класса. Я не понимала, почему они так быстро уходили. После этого урока я любила медленно собираться и уходить. Прежде чем встать из-за стола, я заметила еще один листок, прикрепленный к моему эссе. Перевернув его, я прочитала то, что мне написал Дэниел.

Блестяще. Просто блестяще.

Ты станешь изумительным автором.

Я прочитаю все, что ты напишешь.

Я скучаю по тебе так сильно, что трудно дышать.

Когда я подняла взгляд, то увидела, что он смотрел на меня. Он выглядел так, как будто гора упала с его плеч, когда наши взгляды встретились. Я тоже чувствовала, как вес покинул мое тело. Он все еще был там. Дэниел не был только мистером Дэниелсом — он все еще был собой. И я все еще была у него на уме, как и он на моем.

Может, не было двух разных Дэниелов. Может, мистер Дэниелс был только другой его частью. Поэтому было не удивительно, что я влюбилась в обе стороны медали. Я была полностью без ума от него целиком — хороших, плохих и разбитых кусочков.

Я думаю, что разбитые кусочки мне нравились больше всего.

Я не знала, что это значит для нас — его записка, мой взгляд на него. Да и мне было все равно. Сейчас этого было достаточно. Я думаю, что лучшее название этому — надежда. Я правда любила надежду в его глазах.

Его уголки губ приподнялись в полуулыбке, и мои губы последовали следом, давая ему другую половину. Мы заставляли друг друга улыбаться, даже не сказав ни слова.

Это были мои любимые улыбки.

Я встала со стула и положила все в свой рюкзак за исключением того, что сейчас читала. Я прижала к себе книгу так крепко как могла, и когда я прошла мимо стола Дэниела, услышала, как он назвал мое имя. Я не повернулась к нему, но остановилась.

— Ты думала о том, о чем я думал, ты думала во время урока? — прошептал он. Мои щеки густо покраснели. Я услышала его легкий смешок. — Я тоже думал об этом.

Я повернула голову к нему и уставилась в голубизну его глаз.

— Правда?

— Правда-правда

Я развернулась, и когда была вне поля его зрения, я улыбнулась еще шире.

Я так широко улыбалась, что мои щеки заболели.

14 глава

Эй-эй, не забывай