Любить нельзя ненавидеть (СИ)

Гораздо удобнее чувствовать боль, сжимая в руках догоревшие спички.

Гораздо проще о чувствах забыть, улыбку стереть, над любовью смеяться.

Однако, ты в силах стену сломить, что строилась годы…

Дать силы меняться

Меняться, стараясь убрать из души остатки сомнений и холод могильный.

Отбросив все страхи, снова любить.

Без маски уже, но по-прежнему сильно…

В воздухе стояла душистая смесь запахов: хвои и горячего шоколада. Что-то новогоднее и определенно праздничное. Как могло быть иначе, если через пару недель наступить долгожданное для всех мероприятие. И пускай природа совсем не радовала жителей Зачарованного Леса. Она словно нарочно лишила их волшебства, которое возникает каждый раз, когда белоснежное полотно прячет хвою сосен. Когда зимующие животные оставляют глубокие следы в пушистом ковре. Когда в Лес приходит сказка, такая непривычная для его правительницы, но безусловно желанная.

Робин Гуд пропал. Его не было вот уже четвертый день. И как бы Реджина не старалась она не могла смириться с его уходом. Хотя даже не знала, был ли это уход. Может, дикий зверь внутри потребовал свободы и вернулся в привычную ему природу. И все же Королева сомневалась, что лучник оставил бы ее просто так. Сейчас, когда она наиболее уязвима, когда нуждается в его защите, даже когда убеждает разбойника в обратном. Он ведь знает это. Тогда почему решился на побег?

Изо дня в день все мысли были заняты разбойником, из-за него она почти не спала и совсем не хотела есть. Образ Гуда сохранился шифром трещинок на коже и подпитывал ее тело изнутри. Стал ее собственным пламенем, дающим силу. С каждым днем, проведенным без лучника, она острее ощущала потребность в его ласке и нежности, заботе и неустанном контроле. Окончательно сдалась, закончив эту бесконечную борьбу с пророчеством. Их встреча была прописана. Огонь и Ветер встретились на вершине. Один освещает путь, другой поддерживает жизнь. Робин стал ее ветром.

— Что это?! — Реджина вернулась во дворец раньше, чем подозревал Генри, именно поэтому сейчас она с отвращением рассматривала тронный зал, который за несколько часов преобразился.

Высокая ель уже украшена разноцветными шарами и всеми остальными пестрыми безделушками, которые только могут присутствовать на новогоднем дереве. В зале расставлены свечи, развешаны веточки омелы и женщина с досадой подумала о том, что нужно снять их раньше, чем молодые служанки начнут водить сюда конюхов и рыцарей за долгожданными поцелуями.

— Реджина, дорогая, — Генри подоспел к дочери до того, как она собиралась криками выгнать всех из зала, а затем разрушить каждое украшение отдельно с особым наслаждением.

— Что это за мерзость? — спросила женщина, указывая на дерево.

— Это праздник, малышка, — улыбнулся старик, пряча руки за спиной, с добродушным взглядом осматривая зал.

— Я не хочу видеть это в своем дворце, — грозно ответила она, а затем повысив голос обратилась ко всем, — уберите это. Сейчас же. И не смейте даже говорить о праздниках в моем замке, — затем намного тише добавила. — Тут их давно не было и никогда не будет вновь.

— Очень зря, Ваше Величество. Я думаю, зал выглядит превосходно. Ваша Светлость, — отвесив принцу поклон, Робин прошел мимо ошеломленной брюнетки, даже не удостоив ее взглядом.

— Ты! — прошипела она. — Нагулялся?

Генри поспешил скрыться, дабы не стать свидетелем очередного скандала. А она, сложив руки на груди, холодно смотрела на лучника, ожидая его реакции.

— Весьма, — он заговорил тише, заметив, как навострили уши жадные до дворцовых сплетен служанки. — Информативная выдалась прогулка.

— Ты думаешь, — начала она, догнав разбойника в коридоре, — что можешь на неделю исчезнуть, а затем вернуться, как ни в чем не бывало?

Она следовала за ним, высказывая все, что успела накопить, за эти дни, не замечая, как умело стрелок петляет по коридорам, заставляя теряться вместе с ним.

Вглубь дворца, заманивая ее, как неразумного мышонка, прямо в мышеловку, где ароматный сыр стал бы предсмертным лакомством. Топот слуг утих, как и одобряющий голос Генри, стражи тоже не было. Никого. Идеально.

Робин резко остановился так, что она влетела в него, неосознанно схватившись за холщовую рубашку на талии.

— Робин, — прижатая к стене его телом, выдохнула, едва раскрыв губы.

Холодное острие заскользило по шее, готовое вот-вот пустить королевскую кровь на дорогую ткань платья.

— Что ты себе позволяешь, Реджина? Скажи, кем ты себя возомнила?

Ее широко открытые глаза говорили об испуге, демонстрировали слабость, которую так редко показывала эта гордячка. Робин почти поверил, что ее жизнь находится в его руках. Зря. Ведь когда она улыбнулась, лучник понял — несмотря на нож у ее горла, в опасности сейчас только он.

— Ты не сделаешь этого, вор.

Она специально понизила голос, чтобы заставить его слушать, специально подалась вперед, вынуждая Робина убрать кинжал, она всегда все делала специально.