Любить нельзя помиловать

потому что пьяная Надя беспокойно ворочалась и все норовила к нему прижаться. В комнате было душно, несмотря на приоткрытую балконную дверь, жара все не спадала, и по-прежнему не пролилось ни капли дождя. Никита все отодвигался и отодвигался от Надиного пылающего тела, сминая простыни, насквозь пропитавшиеся липкой влагой. Тяжело, душно… Он уже пожалел, что не выпроводил ее ночью, а оставил до утра. И вдвойне пожалел, что пошел у Веры на поводу, затеял эту интрижку. Хотелось немного расслабиться, а вместо этого прибавилась еще одна головная боль. Вера подстроила ему какую-то каверзу, а он все еще не понял, в чем эта каверза состоит.

Забылся он сном только под утро и несколько часов кряду блуждал в потемках в поисках какой-то дороги. Местность была знакомая, дома вокруг знакомые, адрес известен, но он никак не мог прийти туда, куда ему было нужно. Долго ехал в электричке, потом пересел на автобус. Очнулся же Никита оттого, что кондукторша стала настойчиво трясти его за плечо:

– Эй! Просыпайся! Хватит дрыхнуть!

– А? Что? Мне пора выходить? – он открыл глаза и увидел улыбающуюся Надю. Теперь он дал бы ей все те тридцать, на которые девушка ему наврала. При ярком дневном свете, непричесанная, с размазавшейся косметикой, выглядела она отвратительно. И так же отвратительно себя вела!

– Милый, ты не хочешь подать мне кофе в постель?

– А ты не хочешь приготовить мне завтрак? И прибраться в комнате, где мы вчера так весело провели время?

– Еще чего!

– Ну и пошла бы ты к черту!

– Фу, какой ты грубый!

Теперь она была собой, то есть девицей, для которой не в диковинку было просыпаться в чужой постели. И обиженно надувать губки, требуя внимания к себе. У него не было никакого желания варить для нее кофе и везти сюда, в комнату, сервировочный столик с приготовленным завтраком, хотя обычно он так и делал, если приглашал к себе на ночь женщину. И желания откликнуться на зов ее тела, на все эти томные потягивания и страстные взгляды у Никиты не было тоже.

– Давай-ка, милая, поднимайся! Завтракать будем на кухне. Посуду моешь ты. А потом выметаешься.

– Ах так!

– А как ты хотела? По-моему, я тебе ничего не должен. И у меня дела. Я, в отличие от тебя, на жизнь зарабатываю днем, а не ночью.

– Да на таких, как ты, заработаешь! У тебя же кругом долги! – Она вскочила с постели и метнулась в ванную. Он тут же отметил, что при ярком дневном свете Надина попка не выглядят такой уж упругой и соблазнительной. Да-с, милая девушка, у вас уже целлюлит! А вы все губки надуваете и строите из себя девочку. Раздражение на Надю все росло, тем более, что она надолго оккупировала ванную комнату.

Спустя десять минут он не выдержал и постучался в дверь:

– Ты скоро?

– Тебе что, и воды для меня жалко? – из-за запертой двери огрызнулась Надя.

– Мне жалко потраченного на тебя времени.

Она выскочила из ванной, громко хлопнув дверью.

– Поставь чайник, – напомнил он, добравшись, наконец, до горячей воды и бритвенного прибора.

Выйдя же из ванной, Никита увидел, что Надя сидит на кухне за пустым столом и ждет, когда закипит чайник.

– Может быть, накроешь на стол, милая?

– Я не знаю, где у тебя чашки.

– А ты поищи. Открой шкаф, загляни в холодильник.

– Ты не джентльмен.

– Можно подумать, что ты леди. Ха-ха!

– Небось, загляни сюда эта сушеная вобла, старался бы вовсю!

– А ты как думаешь? У нее есть деньги.

– Ага. Значит, продаем себя.

– Мы с тобой получаемся вроде как коллеги, – усмехнулся Никита. – Только я на мелочи не размениваюсь. На триста баксов, – ехидно добавил он. И подозрительно спросил: – Кстати, ты ничем таким меня не наградила?

– Что-что?

– Венерическими заболеваниями страдаешь? Мне уже бежать в больничку?

– Да у нас каждую неделю медкомиссия!

– Где это у нас? В борделе?

– В массажном салоне.

– Большая разница!

– Слушай, ты просто хам!

– Можно подумать, что ты привыкла к другому обращению.

Он достал из холодильника тарелку с нарезанным сыром и колбасой, потом полез в хлебницу. Черный кончился, но зато осталось полбатона. Девушка не двинулась с места. Ишь, расселась! Еще и злится!

– У тебя для меня найдется хоть одно хорошее слово? Как-никак, ты меня вчера трахнул! Я, может, уже не один год мечтаю из этого притона выбраться! И выберусь.

– Ты переоцениваешь свои силы.

– Мог бы просто мне посочувствовать.

– А ты мне? Я с твоей помощью в такое дерьмо вляпался! Сам еще не знаю, во что, но мало мне не покажется. Предчувствие.

– Так тебе и надо!

– Что-что?

– А ничего, – огрызнулась Надя. Он решил, что на сегодня хватит, и довольно жестко сказал:

– В общем так, милая. Я уже понял, что мы не расстанемся друзьями. Напоследок у меня будет к тебе только одна-единственная просьба.

– Какая? – томно протянула она.

– Сделай так, чтобы я никогда тебя больше не видел.

– Ладно, я это запомню.

Она встала и вдруг неприятно усмехнулась:

– А ты об этом не пожалеешь, милый?

– Вряд ли.

– Ну, тогда прощай. Завтракать можешь в гордом одиночестве. Но если я тебе все-таки понадоблюсь, тебе долго придется вымаливать у меня прощение. Очень долго. И за это прощение придется дорого заплатить.

– Ох, как много мы о себе понимаем!