Я не склонен обзывать человеческие особенности медицинскими терминами. Пусть даже где-то внутри гнездится что-то, с точки зрения психиатра, подозрительное – допустим, чрезмерное чувство вины. Все равно, ни к какому неврозу не сводимо это беспокойство души, которое вы описываете, – скажу, не убоясь пафосности, святое беспокойство. Молодой Андрей Сахаров мог бы подписаться под вашим вопросом.
Чего бы я вам пожелал? Всестороннего промысливания вопроса, что такое «жить для себя» и «жить для других». Не только с точки зрения «разумного эгоизма», утверждающего, что лучший эгоизм – альтруизм. И не только с позиции
Есть и другая сторона этой дилеммы. Уйма фактов, проходящих сквозь всю историю человечества, повторяющихся в каждом поколении едва ли не в каждой семье, свидетельствует, что благо, приносимое людям заботой о них, в немалом числе случаев оборачивается злом, используется во вред. Альтруизм столь же нужен, сколь опасен, столь же лекарство, сколь яд. Чем занимается альтруист, как не обслуживанием, питанием и взращиванием эгоизмов других? И поскольку это так, стоит заботиться о том, чтобы мера нашего священного альтруизма как-то уравновешивалась мерой здорового эгоизма – хотя бы как семь к одному.
Глупо, конечно, устанавливать какие-то дозировки. Люди, подобные вам, – птицы редкие, впору вас заносить в Красную Книгу.
Хорошее воспитание состоит еще и в том, чтобы человек был вежлив даже с самим собой.
Вера
О вере и отношении к атеизму
Пришел к вере?.. Иду. Только иду и не хочу останавливаться. Через много встреч идет Путь.
Первая – мама. Верующий не умом, но душой человек. Формально – атеист и коммунист, как и папа. Ее религией и богослужением была музыка – и в меня вошла как основа и дорожное снаряжение. Мощнейший прорыв религиозного чувства – при встрече с музыкой Баха: третий ре-минорный концерт…
Любови мои детские и юношеские, да и последующие, были в сущности богоискательством. Дружбы – тоже. Через дружбы, когда наступили тому сроки, пошли дороги к вере живой и осознанной. В двадцатидвухлетнем возрасте из рук друга и коллеги по лаборатории электроэнцефалографии, Кати Богомоловой (подходящая к случаю фамилия), впервые получил на чтение Библию. Проникло, хотя не взяло. Странно вспомнить: по тем временам чтение Библии было на грани криминала, а для врача и научного работника – нонсенсом с подозрением на шизофрению. Сопротивляться государственной лаже, искать смысл жизни было опасно. Но мы все же сопротивлялись, каждый по-своему, мы искали.