Любить — значит жить

В памяти Гейл, теперь жены Билла Кардью, оживала каждая строчка из этого дневника. Ее муж лежал рядом и храпел. Он был доволен собой, своей победой и совершенно не подозревал, что творилось в сердце Гейл. Она видела, какая огромная пропасть лежит между двумя этими мужчинами. И понимала, что вся ее последующая жизнь превратится в сплошное мучение.

Девушка с силой сжала руки в кулаки, стараясь не закричать вслух: «Ян! Ян!»

«Ян привез меня в порт и, провожая на корабль, обнял и поцеловал. Я снова заплакала, но ни единым словом не упрекнула его.

— Что ж, это того стоило. Ты научил меня любить. А любить так — значит жить, — проговорила я.

— Я не прощаюсь с тобой, — сказал Ян. — Теперь увидимся в Лондоне. Я всегда буду тебя любить и никогда не забуду».

Но он забыл. По крайней мере, Гейл сделала именно такой вывод. Потому что по возвращении в Лондон она не получила от него ни единого письма. Только небольшую записку от его матери.

Даже теперь, спустя три года, Гейл с ненавистью вспоминала тот конверт с маркой из Эдинбурга и то волнение, скорее напоминавшее агонию, которое ее охватило при виде письма. Но эта холодная, мрачная записка констатировала смерть их отношений с Яном. Никаких надежд на какую-либо дальнейшую связь.

Миссис Далмиер сообщала, что ей стало все известно об отношениях Гейл с ее сыном. Также в письме говорилось, что Ян получил назначение в Индию. Ему следовало немедленно прибыть в полк, так как офицер, чье место Ян собирался занять, погиб. Поэтому молодой человек, писала далее миссис Далмиер, не успел заехать в Лондон, а позвонил по телефону из Парижа, рассказал о своей девушке и попросил мать попрощаться с ней. Он сказал, что надеется на понимание со стороны Гейл. У него сейчас нет средств, чтобы содержать жену, а кроме того, эта несвоевременная женитьба могла бы просто погубить его карьеру. Ее письма будут только напрасно расстраивать Яна, поэтому миссис Далмиер просила Гейл оставить сына в покое и никогда не пытаться как-то наладить с ним контакт.

Кроме этого, Гейл не получала ничего. Разумеется, она выполнила просьбу миссис Далмиер. Она не писала, чтобы не причинять Яну боль, в то время как сама несколько последующих месяцев постоянно находилась в подавленном состоянии. Ведь он предупреждал ее. Да и сама Гейл понимала, что теперь расплачивалась за те несколько часов счастья, которые Ян подарил ей.

Он, без сомнения, во всем прав. Так как карьера слишком много значит для него, этому нельзя мешать.

Гейл была молода, и жизнь вскоре взяла свое. Она просто постаралась об этом больше не думать. Вряд ли сейчас Ян в Индии среди своих дел и забот вспоминает тот мимолетный эпизод в Париже.

Когда закончился медовый месяц, Гейл Кардью с радостью вернулась в дом родителей в свою старую комнату.

Разумеется, она скучала по Биллу. Она уже научилась контролировать свои чувства и старалась находить положительные стороны в своем замужестве. Теперь ей уже не грозит одиночество, думала Гейл. Вернувшись в Кингстон, она снова стала той веселой Гейл, которую все знали раньше. Здесь можно было поболтать с мамой, пока она что-то шила для Красного Креста, послушать воспоминания отца о прошлой войне четырнадцатого года, посмеяться над проделками Перчинки и Криса.

Перчинка с любопытством расспрашивала свою старшую сестру о том, как та теперь ощущает себя в новом качестве. Сделав круглые глаза и с ужасом в голосе, девочка снова и снова задавала один и тот же вопрос:

— Ну что, здорово замужем?

— Разумеется, — весело смеялась в ответ Гейл.

— Все, как пишут в книгах? «И больше она никого и никогда не полюбила до самой смерти»!

— Именно так, — с улыбкой ответила Гейл.

Но потом старалась перевести разговор в другое русло. Ей совсем не хотелось вытаскивать на всеобщее обозрение свои чувства и подвергать их анализу со стороны своих близких. Она была уверена в том, что ребенок со свойственным ему максимализмом непременно станет все критиковать.

Прошло всего несколько дней после отъезда Билла, когда Гейл получила сообщение, что он, возможно, скоро приедет домой. Поэтому она решила временно перебраться к свекрови. Миссис Кардью с удовольствием приняла жену сына.

Гейл никак не могла привыкнуть к рабской атмосфере, царивший в доме Кардью. Мать была всегда готова немедленно выполнить любую команду Билла. Сын то и дело звонил в колокольчик, и она тут же прибегала к нему, несмотря на то что ей было непросто подняться на второй этаж на своих больных ногах. Он оставлял свою комнату в невероятном беспорядке: вещи валялись прямо на полу, окурки от сигарет Билл бросал в камин и спокойно наблюдал, как мать и служанка выгребали их оттуда.

Гейл все это насторожило и даже несколько испугало, и инстинктивно ока сразу решила восстать против такого положения вещей. Ей казалось, что она любит своего мужа, но при этом у нее не было ни малейшего желания ползать перед ним на коленях. Все это было так не похоже на порядки, существовавшие в ее доме. Отец и мать никогда не пресмыкались друг перед другом — они уважали друг друга.