Любите ли вы Брамса? (Сборник)

— Вы меня не слушаете?

— Нет, слушаю, — сказала она. — Но пора идти. Мне должны позвонить, и потом на нас все смотрят.

— Неужели вы к этому до сих пор не привыкли! — восторженно отозвался Симон. После музыки и джина он почувствовал себя окончательно влюбленным.

Она расхохоталась: временами он бывает даже трогательным.

— Попросите счет, Симон.

Он повиновался с такой неохотой, что она невольно посмотрела на него в упор, пожалуй, впервые за этот вечер.

А что, если он и в самом деле понемножку влюбляется в нее, а что, если эта невинная игра обернется против него самого? Она по-прежнему считала, что он пресыщен своими победами; но, может быть, он вовсе не столь тщеславен, а гораздо проще, чувствительнее. Странно, но именно его красота вредила ему в ее глазах. Она находила его слишком красивым. Слишком красивым, чтобы быть искренним.

Если все это так, то она сделала глупость, встретившись с ним; лучше уж было отказаться. Он подозвал гарсона и молча вертел в пальцах стакан. Он вдруг умолк. Она положила ладонь ему на руку.

— Не обижайтесь, Симон, я спешу, меня ждет Роже.

В тот вечер в «Режине» Симон спросил ее: «Любите ли вы Роже?» Что она тогда ответила? Она уже не могла вспомнить. Во всяком случае, надо, чтобы Симон знал.

— Ах да, Роже… — произнес он. — Мужчина до мозга костей. Блеск, а не мужчина…

Поль не дала ему договорить.

— Я его люблю, — сказала она и почувствовала, что краснеет. Ей самой показалось, что она произнесла эту фразу слишком театральным тоном.

— А он?

— И он тоже.

— Ну конечно. Все к лучшему в этом лучшем из миров.

— Не играйте в скептицизм, — ласково посоветовала она. — Рано вам. Сейчас вам положено быть легковерным, быть…

Он вдруг схватил ее за плечи и с силой тряхнул:

— Не смейтесь надо мной, прекратите со мной так разговаривать…

«Нельзя все-таки забывать, что он мужчина, — подумала Поль, стараясь высвободиться. — Сейчас у него по-настоящему мужское лицо, лицо униженного мужчины. Ведь ему не пятнадцать, а двадцать пять!»

— Я смеюсь вовсе не над вами, а над вашим поведением, — мягко сказала она. — Вы играете…

Он разжал пальцы, вид у него был усталый.

— Верно, играю, — согласился он. — С вами играл молодого, блестящего адвоката, играл воздыхателя, играл балованное дитя — словом, один бог знает что. Но когда я вас узнал, все мои роли — для вас. Разве, по-вашему, это не любовь?

— Что ж, неплохое определение любви, — улыбнулась она.

Разговор не клеился, оба смущенно замолчали.

— Я предпочел бы разыгрывать роль страстного любовника, — сказал он.

— Я же вам говорила, я люблю Роже.

— А я люблю мою маму, мою старую няньку, мою машину…

— Причем здесь это? — перебила она.

Ей захотелось встать и уйти. Этот слишком юный хищник, как он-то может разобраться в ее истории, в их истории; в этих пяти годах радостей и сомнений, тепла и мук? Никто не в силах разлучить ее с Роже. Такая волна нежности и признательности за эту уверенность затопила ее, что она невольно схватилась за край стола.

— Вы любите Роже, но вы одиноки, — сказал Симон. — Вы одиноки, в воскресный день обедаете одна, и, возможно даже, вы… вы часто спите одна. А я спал бы рядом, я держал бы вас в своих объятиях всю ночь и потихоньку целовал бы вас, пока вы спите. Я, я еще могу любить. А он уже не может. И вы сами это знаете…

— Вы не имеете права… — проговорила она подымаясь.

— Нет, имею право так говорить. Имею право влюбляться в вас, отнять вас у него, если только смогу.

Но Поль была уже далеко. Он поднялся, потом снова сел, охватив голову руками. «Она мне нужна, — думал он, — нужна… или я буду мучиться».

Глава VII