Любите ли вы САГАН?..

Экмовиль был единственной недвижимостью, которую она приобрела. В Париже у нее не было ничего, и она никогда не владела там ни одной квартирой. Саган — вечная квартиросъемщица, она часто переезжала с места на место. Очевидно, это явилось реакцией на «оседлость» родителей, проживших пятьдесят пять лет на бульваре Малерб. «Обожаю менять обстановку, обожаю смотреть на новые облака!» — восклицает она. Этот цыганский образ жизни вдохновил ее на одно из тех редких стихотворений, которое она осмелилась опубликовать в журнале «Эгоист», оно называлось «Арендованные дома».

В этом доме, что ты снимаешь,
После тебя остаются
Два-три года жизни
И эхо твоего голоса…[15]

Страсть к игре и к лошадям, появившуюся в детстве, она компенсировала, посещая, как прилежная ученица, поле для скачек. «Лошадь выносит меня в полном смысле этого слова», — говорит она. Летом 1965 года на свой тридцатилетний юбилей романистка приобрела себе в-лодарок Малуа, четырехлетнего жеребца светлой масти. Сделку совершили ночью в «Нью-Джиммис». К Франсуазе Саган присоединяется Роберт Вестхофф — он покупает лошадь у Андре А. Картье.

Жеребец, проданный за 2 тысячи франков, оказывается неожиданной удачей. Несколько дней спустя счастливые обладатели присутствуют в Трамбле, наблюдая за его подвигами на скачках. На него ставят пари: 80 против 1. Жюльет Греко идет вместе с Саган и Робертом Вестхоффом на трибуны. Их любимец вырывается вперед и сохраняет это положение в течение двух третей времени скачек. Но Малуа, тренером которого был мсье Сартини, внезапно сдает позиции и прибывает на финиш последним. Такова его особенность: все скачки этот жеребец заканчивал, перейдя с галопа На рысь.

Тем не менее Саган не испытывала большого разочарования. В конце 70-х годов она приобрела еще одного жеребца при посредничестве тренера Ноэля Пэля. Так она стала хозяйкой Хасти Флэга, сына Эрбаже. По мнению тренера, лошади больше удавались прыжки. Но это не помеха, и ее начали готовить к скачкам с препятствиями. Тем не менее жеребец всегда оказывался в конце таблицы. «Надо сказать, что мои советы Хасти Флэгу перед скачками по традиции были не слишком воодушевляющими. «Не скачи слишком быстро. Береги себя. Лучше вернуться живым-здоровым, но последним, чем первым, но искалеченным. Не рискуй…» — вот что шептала я ему на ухо, представляя, как странно это выглядит со стороны». Во время розыгрыша гран-при Хасти Флэг упал перед первым же препятствием, сбросив жокея на землю, и вернулся к старту. Это был серьезный повод для разочарования хозяйки. Однако весной следующего года Хасти Флэг вновь участвовал в скачках с препятствиями на гран-при с залогом в 150 тысяч франков. В это время Франсуаза Саган испытывала материальные трудности. Спикер сразу объявил, что ее жеребец впереди всех. Он даже пошел на отрыв. Его владелица взволнованно следила за ним с трибуны в бинокль, как он скакал к финишу впереди всех. «Ах! Я хорошо помню Хасти Флэга! Каким он был хорошим, скромным, как блестел на солнце. Какая хорошая ветреная погода стояла тогда в Отейе. И как верно, что некоторые моменты жизни стоят многих других».

4 ОТ ПРОИСШЕСТВИЯ К ПРОИСШЕСТВИЮ

Франсуаза Саган уединилась в Кудрэйе, домике с мельницей, прекрасной постройке в центре Милли-ля-Форе. Она его сняла у кутюрье Кристиана Диора. В начале 1957 года в тишине этого дома с парком, водоемами, украшенными небольшими мостиками, она закончила третий роман и посвящает его Ги Шеллеру… Книга вышла в издательстве «Жюльяр» в сентябре. Романистка долго выбирала название: «Безжизненные веки», «Салон Малиграсс» или «Лишенные тени». Наконец в «Беренике» Расина она нашла то, что нужно, — «Через месяц, через год».

Да можем ли терпеть неделю, месяц, год,
Что между нами ширь необозримых вод,
Что народится день и снова в вечность канет,
Но встречи нашей днем он никогда не станет
И нас соединить не сможет никогда?[16]