Любитель шампанского

Корридон помедлил секунду, огляделся по сторонам и вошел в ворота. Огромный асфальтированный двор был полон маленьких коттеджей с застекленными крышами. Номер «2а», крошечный аккуратный домик с побеленными стенами, стоял в самом конце левого ряда, словно архитектор, задумав построить пятнадцать мастерских, нашел место лишь для четырнадцати, а последнюю стыдливо спрятал.

Корридон приблизился к выкрашенной в синий цвет двери и позвонил. Потом, втянув голову в плечи и засунув руки в карманы, стал ждать. Он совершенно не представлял, что говорить сестре Мэллори, и рассчитывал только на свою сообразительность – сама внешность Энн подскажет ему нужные слова. Стоя под теплым солнцем, Корридон, будто взявшая след гончая, чувствовал растущее возбуждение.

Дверь открылась, на пороге стояла молодая девушка. С первого же взгляда он испытал острое разочарование, ожидая почему-то увидеть кого-нибудь наподобие Риты Аллен. Но сестру Мэллори никак нельзя было назвать эффектной. Среднего роста, очень худенькая, с тонкими и слабыми руками. Ее широко раскрытые серо-голубые глаза смотрели прямо и приветливо, под скромным платьем угадывалось хрупкое тело. Все вместе взятое производило впечатление ранимости и беззащитности.

– Добрый день, – сказала девушка спокойным чистым голосом.

Ее лицо осветилось улыбкой. Казалось, она говорит Корридону, что он ей нравится, что она встречает его добром и верит, что ей отплатят тем же.

Охотничий азарт и самоуверенность слетели с Корридона, как шелуха, надежды на сообразительность развеялись в дым. Эта тихая наивная девушка с большими серьезными глазами выбила его из колеи. И у него вырвалось то, чего он никак не собирался говорить, – правда.

– Я разыскиваю вашего брата, Брайана Мэллори, – робко произнес он. – Вы ведь его сестра?

Улыбка дрогнула, лицо девушки омрачилось.

– Как, разве вы не знаете? – сказала она, будто сразу признав в Корридоне старого товарища. – Брайан погиб. Почти два года назад.

Глава 7

1

Гостиница «Эндфилд» на Брюэр-стрит явно не принадлежала к числу первоклассных. Вывески над входом, зажатым между фотоателье и магазином канцелярских товаров, не было. Название гостиницы было выведено золотистыми буквами на стеклянных панелях так давно и витиевато, что прочитать его было невозможно.

За распахивающимися в обе стороны двухстворчатыми дверями начиналась крутая лестница, наверху которой зачем-то висел пыльный занавес из бусинок, противно гремящих на постоянном сквозняке. Занавес отгораживал от ступеней маленькое, темное, почти квадратной формы фойе с шестью креслами, тремя бамбуковыми столами и двумя чахлыми пальмами, растущими в тусклых медных горшках.

Административная часть находилась тут же рядом. На взгляд простого постояльца, она состояла из вечно запертой двери с табличкой «УПРАВЛЯЮЩИЙ» и небольшой, но грозной надписью «Посторонним вход строго запрещен» и крошечного окошка, напоминающего железнодорожную кассу. Согнувшись в три погибели и постучав, вы могли обратиться в это окошко с просьбой о комнате, а после томительного ожидания получить и ключ, не видя при этом ничего, кроме черного корсажа, пыльного и плоского, и дряблых рук жены управляющего.

Расположенная неподалеку от кабинета управляющего дверь с табличкой «Комната отдыха. Только для проживающих в гостинице» вела в помещение даже еще более темное и унылое, чем фойе. Свет с трудом проникал в два маленьких окна, которые выходили на тыльную сторону зданий по северной стороне Чансери-Лейн, и в комнате отдыха царили полумрак и затхлость. К холодному пустому камину зябко жались азиатские ландыши, в самых темных углах притаились расставленные попарно старые кожаные кресла. За бамбуковым столом возле одного из окон сидел Ян Шиманович, человек в черном берете.

Вот уже почти час, плотно сведя колени и опустив толстый подбородок на сжатые кулаки, Ян предавался воспоминаниям. Так он проводил почти все свободное время. Вся его жизнь теперь заключалась в прошлом. Будущего у него не было. Он напоминал человека, страдающего неизлечимой болезнью и смерть которого могла наступить в любую минуту, без предупреждения. К такой перспективе он относился с полным безразличием, если задумывался о ней вообще. Думы его постоянно занимали два человека: Шарлотта и Мэллори.

О своей жене он сохранил точные и прекрасные воспоминания. Ему стоило лишь закрыть глаза, и она возникала перед ним ярче, чем в жизни. И сейчас, тоскуя в мрачной пыльной комнате, он видел перед собой ее образ: невысокая, крепкого сложения женщина, склонная к полноте, с мускулистыми ногами, широкими бедрами и спадающими на плечи волосами цвета воронова крыла. Шарлотте не было и семнадцати, когда они поженились. В тридцать пять она погибла.