Люблю тебя врагам назло

В итоге, оставшись последним, я попал в команду Демидова. Первые минуты я играл сдержанно и вполсилы. Баскетбол – контактный и суровый вид спорта, так что при желании действовать на поле можно очень жестко. Но калечить нежных "домашних деток" в мои планы не входило.

До тех пор, пока я не понял, что эти засранцы играют не командой против команды, а все – против меня. Сначала мне показалось странным, что ребята из моей команды в упор не видели меня, когда, защищаясь от противников, я хотел установить с ними зрительный контакт и осуществить передачу. Из-за этого мне приходилось держать мяч при себе дольше положенного, и пару раз я неслабо получил по голове локтями.

– Антюшин, ты что творишь? Калашников же в твоей команде, зачем ты от него убегаешь? – вопил ничего не понимающий физрук.

Они явно издевались надо мной, и это вывело меня из себя. Хотят жести? Они ее получат.

Я начал грубо распихивать одноклассников по сторонам. Намеревался закинуть как можно больше мячей в корзину противника, и помощь собственной команды в этом мне была не нужна. Я ловил момент, когда эти вялые поганцы завладевали мячом, а потом забирал его и в одиночку пробивался к цели, чтобы в очередной раз попасть в корзину.

– Калашников, ты что-то разошелся! Давай аккуратнее! – пытался усмирить меня физрук.

Кроме этого ему нечего было мне сказать. Несмотря на грубую игру, правила я знал хорошо и старался не "фолить". Хотя, конечно, без этого тоже не обошлось. В конце концов моя "команда" победила с отрывом в восемь очков. Неплохой результат, учитывая то, что я был единственным, кто нормально играл.

После физкультуры в раздевалке стоял характерный запах пота и носков. Я неторопливо стягивал с себя мокрую футболку, когда за спиной услышал грубоватый голос Тарасова:

– Новенький, а ты не охренел ли?

Положив футболку в ящик, я медленно повернулся и ответил:

– Охренел, конечно. Ты разве не заметил?

– Ты здесь никто и звать тебя никак. Будешь тише воды, ниже травы, сделаем вид, что тебя не существует. Будешь выпендриваться – получишь по щам, – с видом хозяина жизни сказал Глеб.

– А по щам меня ты будешь хлыстать? Или мамку попросишь? – с улыбкой поинтересовался я.

– Че? – на туповатом лице Тарасова изобразилось непонимание.

– Мамки, говорю, ваши на неделе уже приходили. Защитить вас от меня хотели, – усмехнулся я. – Я почему интересуюсь: если мамка по щам лупить будет, я, может, и задумаюсь над твоим предложением. А если ты, то извини, не напугал.

– Я матери ничего не говорил, – поморщился Глеб. – А тебя предупредил, еще раз высунешься – получишь.

Конечно, в детдоме за такое я бы, не задумываясь, врезал. Но в приюте мы все были на равных, а здесь в любой драке виноват был бы я. Поэтому не мог позволить себе такую роскошь, как навалять Тарасову.

– А с чего ты взял, что мне интересно то, что ты говоришь? Ты сам-то кто? Дуй давай отсюда, пока я добрый, – огрызнулся я, начиная раздражаться.

– Ты че меня пугаешь? – криво усмехнулся Тарасов, напрягая бицепсы.

– Че мне тебя пугать, Глебка? Я же не зеркало, – ответил я, застегивая рубашку.

– Ты, я смотрю, на словах у нас герой? – донесся насмешливый голос Антюшина.

– Тебе лучше не знать, какой я герой на деле, – оскалился я.

– Только твоей матери-алкоголичке на это было насрать. Выкинула тебя, как мешок с мусором, и дело с концом, – ядовито заявил он.

– Да, ты прав, моя мать была алкоголичкой. И дедулькиных денег у меня нет. И рожи лощеной, по которой ни разу не били, – я вплотную приблизился к Антюшину и удовлетворенно почувствовал, что он напрягся. – А хочешь, я буду у тебя первым?

Последнюю фразу я произнес почти шепотом. Антюшин вздрогнул и отшатнулся от меня.

– Отвали! – нервно ответил он.

– Отвалю. Не вопрос. Только и ты ко мне не приваливай.

Я закончил сборы под тяжелыми взглядами одноклассников. Очевидно, сейчас они ненавидели меня больше, чем раньше. Будь я хлюпиком вроде Павлика, давно бы получил люлей. А пока они боялись. Так, как гиены боятся льва. Выжидательно, подбирая лучшее время и место для нападения.

Покинув раздевалку, я быстрым шагом направился выходу. Я уже спускался по ступенькам, когда за моей спиной раздался голос Павлика:

– Ярослав! Постой, подожди!

Я чуть сбросил скорость, но останавливаться не стал.

– Ярослав, извини. Я правда пытался играть по-честному, но я так слаб в баскетболе, что толку от этого не было, – еле поспевая за мной, тараторил Корчагин.

– Забей, – ответил я, желая поскорее от него отделаться.

– Тарасов просто злится, что теперь не он в классе самый сильный.

– Ну, силами мы с ним не мерялись, – заметил я.

– Знаю. Им не нравится, как ты держишься. Самоуверенно и независимо, – пояснил он, быстро-быстро перебирая ногами.

– Ясно, Павлик. Давай пока, до следующей недели, – попрощался я.

Корчагин был неплохой малый, но у нас с ним не было ничего общего. Так что я не видел смысла тратить ни свое, ни его время на общение после школы. Я не верил, что детдомовцы и "домашние детки" способны наладить контакт, начать общаться по-настоящему, не вынужденно. Слишком уж мы были разные.