Ник то и дело бросал на Мэри хмурые исподлобные взгляды, и она все больше съеживалась под ними.
«Пускай удирает со своим Чаком, а я останусь здесь, – вдруг осенило Лидию. – Я уже разок обожглась на любви. Крепко обожглась. Все это сплошной обман. Дети любят меня, в доме достаток, Ник хороший хозяин. У плиты я стоять ни за что не буду: выгоню в три шеи эту Фриду и найму кого-нибудь попроворней. Если мне вдруг захочется переспать с Ником, я смогу сделать так, что его сарделька будет тугой. Вряд ли Ник станет возражать. – Она вздохнула, вспомнив невольно, как упорно сопротивлялся ей Ян. Но воспоминание уже не причинило боли. – В Америке такие вкусные сладости».
Последнее соображение окончательно перевесило чашу весов.
– Я… мне что-то душно! – Мэри, вскочив из-за стола, бросилась к двери.
Ник отшвырнул вилку и стиснул кулаки. Дети перестали жевать и в удивлении уставились на отца.
«Иди за ней, – мысленно велела Нику Лидия. – Но только пускай она об этом не знает. Увидишь все своими глазами. Не жалей ее. Не жалей. Не жалей. Она тебя не жалеет…»
Ник тоже вскочил, на ходу сдернул с вешалки дождевик и выскочил во двор.
Лидия не спеша подошла к окну. Сверкнула молния, и в свете ее Лидия успела разглядеть Мэри – та была уже возле ворот. Дождь лил как из ведра. Лидия вернулась за стол.
– Мама… Ее убьет гроза. – Джоан расплакалась.
– Ли не позволит, чтоб маму убила гроза, – успокоил сестренку Тим. – Ли добрая.
Ливень продолжался несколько часов. Погасло электричество, и Ник-младший принес из гаража большую керосиновую лампу. Джоан с Тимом не отходили от Лидии.
– Мы ляжем с тобой. Можно? – спросила Джоан. – Я очень боюсь грозы. И Тим боится грозы, только ни за что не признается. Мама с папой говорят, это глупости, и ругают нас. Ты не будешь нас ругать?
– Нет, – ответила Лидия. – Конечно, вы с Тимом ляжете со мной. – Она даже обрадовалась тому, что сегодня ночью будет не одна в своей широкой неуютной постели. – Быстро умываться и чистить зубы. И не забудьте помыть ноги.
Через десять минут дети уже лежали в постели, положив головки на плечи Лидии. От них пахло тиной и молоком. Лидию умиротворял этот запах. Она заснула сладким блаженным сном.
…Кто-то сильно тряс ее за плечо. Ей ужасно не хотелось открывать глаза. Ей снился скит, Перпетуя, кормившая ее, голодную и несчастную, молоком и теплым хлебом. Перпетуя гладила Лидию по руке и жалостливо на нее смотрела. Молоко было очень вкусным, а спину Лидии приятно покалывало от тепла – она сидела, привалившись спиной к горячей стенке печи…
Она с трудом открыла глаза.
Над ней стоял Ник. Вода с его дождевика капала ей на ночную рубашку. По выражению его лица Лидия поняла: свершилось.
Она поднялась, стараясь не потревожить детей. Накинула халат и вышла вслед за Ником в освещенный тусклым светом керосиновой лампы коридор. Она еще была во власти сна и не могла прочитать мысли Ника.
– Я убил их обоих, – сказал он, едва они очутились в гостиной и Лидия села на диван. Она теперь окончательно проснулась.
«Ты должна мне помочь, – прочитала Лидия мысли Ника. – Иначе я сойду с ума».
Лидия молча встала с дивана, вернулась в спальню и надела поверх ночной рубашки платье. Ник все это время стоял в дверях с лампой в руке. Уходя, Лидия поправила сползшее на пол одеяло и мысленно пожелала Джоан и Тиму счастливых сновидений.
…Они завернули тела Мэри и Чака в полиэтиленовую пленку, – каждое по отдельности.
«Каньон, – все время думал Ник. – Их съедят шакалы… Полиэтилен нужно снять… Горючего должно хватить туда и обратно… Каньон…»
Они погрузили тела в машину. Лидия села на переднее сиденье рядом с Ником.
«Я с тобой, – послала она ему сигнал. – Можешь мне доверять. Я люблю твоих детей».
Когда все было сделано, Ник намеревался бросить в каньон и полиэтилен тоже, но Лидия сказала:
– Положи в багажник на резиновый коврик. Я все вымою дома.
Дороги превратились в сплошное месиво из глины, но они все-таки успели вернуться на ферму до рассвета. Ник валился с ног от усталости, но Лидия заставила его помыть машину и поставить ее в гараж. Пленку и коврик она тщательно вымыла сама. Она велела Нику снять с себя всю одежду и засунула ее в стиральную машину вместе со своим платьем и ночной рубашкой.
На рассвете налетел ураган. Он сорвал с коровника крышу и животные подняли оглушительный рев. Обитатели фермы Джексонов его не слыхали, хотя старшие дети уже не спали, – они привыкли просыпаться с первыми лучами солнца. Ник-младший, выглянув в окно, сказал брату, что на улице настоящая буря, и ребята снова крепко заснули.
После завтрака Ник поехал к шерифу и сообщил ему, что пропала жена. Шериф попросил Ника изложить в письменном виде ход событий. Он написал: