Люблю трагический финал

Альфонсина… прообраз куртизанки Виолетты, которая сама прообраз…

Ведь как все складывалось? Неутешный любовник, приличный молодой человек… И падшая порочная женщина… Куртизанка! Несчастная любовь и все такое… Настоящая мелодраматическая любовная история. История с охами, вздохами, страстями, слезами и, конечно, печальным исходом. Нет, не просто печальным…

Летальным исходом!

Он тихонечко просвистел три знакомых музыкальных такта из финальной сцены…

Когда он становился таким, он забывал их настоящие имена…

Он подошел к дому.

Содержанка, дама полусвета…

Вошел не в парадный подъезд, а в черный — тот, что выходил в переулок… Именно так строили в начале века доходные дома…

Поднялся на последний этаж… Постоял перед дверью, обитой свежей новой жестью. Прислушался… Кажется, на лестнице тихо… Никого. Отворил новенький, не столь уж и давно купленный замок.

Сколько таких чердаков и подвалов приспособлено торговым людом под склады и хранение куриных яиц, компьютеров, поддельной туалетной воды «Палома Пикассо»… Вот и он оборудовал себе складик…

Он вошел в полутьму чердака. Свет слабо пробивается через узкое окно… Паутина свисает бахромой… как кисея в будуаре барышни… Квартирка для содержанки.

— Зайка, ты дома? — спросил он слабым лилейным голосом. — Это я! Я пришел!

Она была дома… Конечно, она была дома. Ждала его, замечательная, чудесная, любимая. Где еще может быть столь страстно влюбленная женщина?! Конечно, она дома и в нетерпении зайчик, сладкий воробушек… Как там еще зовут этих женщин для утех?

Он приподнял прозрачный, как фата невесты, полиэтилен.

Она была дома… Ничуть не тронутая тлением… Темные роскошные волосы разбросаны в беспорядке по обнаженным плечам… Жаль, стали скользкими от формалина… Похожа на цыганку, но не цыганка, нет… Скорей итальянка! Жгучая, южного типа брюнетка. Прекрасное обнаженное тело, и все такое…

Жаль, что все истории с участием этих женщин плохо заканчиваются. Непременно летальный исход.

— Тра-ля-ля!

Он взял несколько нот.

«Прощайте, до завтра!»

После чего, «нежно поцеловав протянутую ему руку», следует убежать, «спеша укрыть свое счастье от нескромных взглядов»!

Бедная моя… Любовь моя!

Как она лежит! Красиво, театрально… Прекрасная и после смерти. Бледная и великолепная.

— А-аа! Ооо! — Он открывал безмолвно рот, воображая, каким звучным голосом наполняется этот романтический чердак… И даже, как и полагается в таких историях, «луч света проникает», елки-палки, «в ее каморку».