Люблю. Целую. Ненавижу. Кэмерон

— Прекрасно себя чувствую, как огурчик. Ваши врачи чертовы перестраховщики, ничего такого нет, — заверила я настороженного любимого.

Следующий вопрос:

— Ты готова? — понятен только нам. Мне.

— Вполне, — кивнула я, сдерживаясь чтобы не намотаться ему на шею шарфиком. — А…

— Увидишь, — как-то слегка зловеще сказал мужчина, беря меня за руку и выводя на улицу. Меня усадили в полицейскую машину на переднее сиденье.

— Мы с тобой нечасто так путешествуем, — довольно заметила я, с комфортом расположившись. — Обычно я сзади, — кивнула на заднее сиденье, — и в наручниках.

— Игры закончились, любимая, — покосился на меня Кэмерон с усмешкой. — Начинаем жить. — И тронулся с места.

Спустя десять или пятнадцать минут мы остановились около двухэтажного дома, обложенного нетесаным природным камнем.

— Окажешь ли ты мне честь, Джейн, — франтовато повернулся ко мне Кэмерон, словно сам чуточку боялся слов, которые произносил, — и посетишь мой дом?

Если бы при этом у него не дрожали пальцы, я бы его тону поверила.

Я сморгнула внезапно набежавшие слезы. Он действительно хочет впустить меня в свою жизнь, открывая свой дом и свое сердце.

— Я устал бороться с собой, — вздохнул мужчина, не сводя с меня синих глаз. — Это бессмысленная борьба, которая, как оказалось, никому не нужна. В конце ее хаос и тупик. И я сдаюсь, любимая, на твою милость. — Он вышел из машины, открыл дверцу с моей стороны и протянул руку. Преувеличенно-шутливо: — Пойдешь ли ты со мной, Джейн? — Но его лицо не смеялось, глаза не шутили, и клоунский тон совсем не красил. Его глаза отчаянно спрашивали меня: «Ты со мной? Как ты?»

— Я пойду за тобой, Кэмерон, — приняла я его полусерьезный тон и руку, — хоть на край света, хоть за край. По углям, по битому стеклу, по гвоздям. Мне все равно куда идти, если там будешь ты. И… — воровато огляделась по сторонам. — Маленький кусочек пиццы и бутылка кока-колы. — Закусила губу. — И пинта ванильного мороженого. Только ты об этом никому не говори, ладно? Пусть остальные считают, что это все бескорыстно.

— Как я могу, — поднес к своим губам мою руку фантастически галантный шериф, ласково целуя ладонь. И увлек за собой.

Я беспрекословно пошла. Если честно, я действительно отправилась бы за ним куда угодно. Даже на плаху. Но говорить об этом не буду. Во-первых, слишком пафосно и романтично. Во-вторых, ему такое знать вредно. В-третьих, пусть хоть что-то останется на потом. Я так хочу, чтобы наше замечательное «потом» еще тысячу раз повторялось и повторялось…

Я вошла в святая святых Кэмерона, в дом, который он приобрел и уже полгода в нем прожил, и настороженно огляделась. Дом на тихой улице, один из многих типовых зданий местной застройки семидесятых.

Я слышала, что он купил его у какой-то пожилой семейной четы, и полагала, что с его привычкой пренебрегать своим бытом, все как было сразу после покупки у стариков, так и осталось. То есть дом с пыльной газетницей в прихожей, затертым линолеумом, буфетом с мутными стеклами и атмосферой безнадежности со слабой вонью нехолощеных котов.

Привкус безнадежности тут был, но совсем другой — не хлама и пыли. Чисто. Везде фантастически, подозрительно, прямо-таки стерильно чисто и пустынно — даже в прихожей. Я зашла в практически пустой, свежеотремонтированный дом с впечатлением, будто тут никто никогда и не жил. От осознания этого мне стало даже немного страшно, и я задалась вопросом: что это означает?

Прекрасная светлая гостиная, где на паркетном полу соседствовали квадратный терракотовый палас и сливочно-бежевый овальный персидский ковер с высоким ворсом — необычно, но очень уютно и привлекательно. Эклектика, но… стильная эклектика от хорошего дизайнера. Огромная панель плоского экрана на стене. Трехместный кожаный диван, два кресла и дорогой компьютерный стул рядом со стеклянным угловым компьютерным столиком. Много света из окна, на стекле мой портрет, нанесенный на прозрачную пленку и исполненный в технике, чуточку похожей на средневековый витраж. Еще одно мое изображение в виде картины маслом на стене в стиле художников-реалистов девятнадцатого-двадцатого веков.

— Как здесь красиво! — вырвалось у меня. — Словно дом моей мечты!

И зачем я открыла рот? Вот черт меня дернул, лучше бы затворила на замок и заклеила губы лейкопластырем!

Кэмерон передернулся, словно я его ударила, и улыбнулся, криво и недобро. Молча. Потом все-таки сипло вытолкнул:

— У меня были дни, когда я этот дом ненавидел. — И больше на этот счет не произнес ни слова.

Я на мгновение застыла, никак не могла взять в толк: зачем заказывать за безумные деньги две разноплановые портретные стилизации в дом, в котором ты не можешь или не хочешь жить?! Портреты женщины, с которой решил навсегда расстаться? Дважды. Это было выше моего понимания.