Люблю твои воспоминания

– Итак, я остановилась на нескольких. – Она размахивает перед его лицом десятками разноцветных лоскутов.

Каждый из ее длинных леопардовых ногтей украшен маленьким блестящим камешком. На ней обтягивающий комбинезон змеиной расцветки, а ноги опасно покачиваются на шпильках лакированных сапог на шнуровке. Волосы Дорис горят костром ярко-красного цвета, на губах помада, сочетающаяся с волосами. В сильном раздражении Джастин смотрит, как открываются и закрываются ее губы.

– «Крыжовенный кисель», «кельтский лес», «английский туман», «лесная жемчужина» – все это спокойные тона, они будут так хорошо смотреться в этой комнате. А еще «дикий гриб», «кочующий свет» и «султанша специй». Оттенок «конфета капучино» – один из моих самых любимых, но не думаю, что он будет сочетаться с этой шторой. Как тебе кажется? – Дорис машет у него перед лицом куском ткани, и он щекочет ему нос, который начинает чесаться так сильно, как будто чувствует приближающуюся схватку.

Джастин не отвечает, делает несколько глубоких вдохов и считает про себя до десяти. А когда это не помогает, продолжает считать до двадцати.

– Эй? Джастин? – Она щелкает пальцами перед его лицом. – Джа-стин?

– Может, ты дашь Джастину передохнуть, Дорис. Он выглядит уставшим. – Эл нервно поглядывает на брата.

– Но…

– Неси сюда свой зад султанши специй, – дразнит Эл.

Она показывает ему язык:

– Хорошо, но вы все-таки дослушайте. Бэа понравится, если ее комната будет покрашена в «кружево цвета слоновой кости». И Пити тоже. Только представь, как это будет романтично для…

– Хватит! – Джастин кричит во весь голос, не в силах вынести, что имя его дочери и слово «романтично» употребляются в одном предложении.

Дорис подпрыгивает от неожиданности и немедленно замолкает. Ее рука стремительно взлетает к груди. Эл перестает пить, бутылка замирает у его губ, тяжелое дыхание у ее горлышка создает звуки, напоминающие игру на волынке.

– Дорис. – Джастин делает глубокий вдох и пытается говорить как можно спокойнее. – Пожалуйста, хватит об этом. Хватит этих «ночей капучино»…

– «Конфета капучино», – перебивает она и замолкает снова.

– Все равно. Это дом викторианской эпохи девятнадцатого века, Дорис, а не просто какая-то лачуга из стекла и бетона. – Он пытается сдержать эмоции, чувствуя себя оскорбленным от имени здания. – Если бы в то время ты в разговоре упомянула «шоколад капучино»…

– «Конфету», – шепчет она.

– Не важно! Тебя бы тут же сожгли заживо!

Оскорбленная, она взвизгивает.

– Дом нужно сначала изучить. Ему нужна изысканность, нужна мебель того периода, цвета того времени, а ты хочешь заляпать комнаты красками, перечень которых звучит, как список блюд Элу на ужин.

– Эй! – возражает Эл.

– Поверь, я ценю твою помощь. Но мне кажется, этому дому нужно… – Он делает глубокий вдох и тихо произносит: – Чтобы им занимался кто-нибудь другой. Пожалуйста, скажи, что ты меня поняла.

Она медленно кивает, и он выдыхает с облегчением.

Неожиданно образцы краски летят по всей комнате. Без всякого перехода Дорис впадает в бешенство:

– Ты просто надменный ублю-ю-ю-док!

– Дорис! – Эл вскакивает с кресла, вернее, пытается это сделать.

Джастин отступает назад, а она приближается, выставив вперед как оружие свой длиннющий блестящий ноготь.

– Слушай сюда, дурачок! Я провела последние две недели в таких библиотеках и местах, о существовании которых ты даже не подозреваешь. В темных грязных подземельях, где пахнет даже не стариной, а… дряхлостью! – Ноздри Дорис трепещут, а голос становится угрожающе низким. Я купила все исторические брошюры, посвященные краскам того периода, которые только смогла найти, и использовала цвета в соответствии с эстетическими представлениями конца девятнадцатого века. Я жала руки людям, о которых ты даже знать не хочешь, я видела районы Лондона, о которых я даже знать не хочу. Книги, которые я просматривала, были такие старые, что в них ползали громадные пылевые клещи, вполне способные сами снять их с полок. Я подобрала краски «Дьюлакс» настолько близко к твоему историческому периоду, насколько могла, и я была в магазинах, торгующих подержанными товарами, очень подержанными товарами, и даже в антикварных лавках видела мебель в таком отвратительно запущенном состоянии, что чуть не вызвала санитарную инспекцию. Я видела, как что-то ползало вокруг обеденных столов, и рассматривала такие разваливающиеся стулья, что чувствовала запах чумы, убившей последних людей, которые на них сидели. Так что… – Она тыкает ему в грудь своим похожим на кинжал ногтем и заканчивает, делая ударение на каждом слове: – Не. Говори. Мне. Что. Этим. Должен. Заниматься. Кто-то. Другой. – Дорис откашливается и выпрямляется. – Что бы ты ни говорил, я закончу этот проект. Если не для тебя, то для твоего брата, который может скоро умереть, а тебе на это наплевать! – Она разворачивается на шпильках и исчезает.

– Умереть? – кричит ей вслед Джастин, но не получает ответа.