Любой каприз за вашу душу. Нью-Йорк

– Ты понимаешь. А до меня дошло далеко не сразу, что Никель – всего лишь роль. Первая звездная роль. Но любая роль рано или поздно становится тесна, и если не понять этого вовремя…

– Можно свалить в Румынию на первом попавшемся самолете.

– Да. Ты меня понимаешь. – Он поцеловал меня в висок. – Редко встречаются люди, способные видеть человека за ролью. Это неудобно. Затратно. Да просто непонятно, зачем нужно. Невежливо, в конце концов, – в его голосе звучала горечь, руки на моих плечах напряглись. – Нас с детства приучают пользоваться вилкой, говорить «здравствуйте» и делать вид, что ритуалы – самое важное на свете. И мы в это верим. Я верил. И боялся летать. Когда остаешься один на один с самим собой и небом, не перед кем играть роль. Нет партнеров для ритуалов. И ты понимаешь, что вокруг пустота, и в тебе внутри тоже пустота. Ничего, кроме манер, чужих целей, общественного мнения и прочей дряни. Что ты на самом деле один, и твоя жизнь будет так же пуста всегда, сколько бы таких же как ты манекенов не спросили «как дела».

Я понимала, да. Намного лучше, чем мне бы хотелось.

– Где-то тут должен быть Люк Бессон с камерой, – хмыкнула я; мое чутье на композицию подсказало, что пора разбавлять пафос момента и менять тему. Меня сегодня не слишком тянет на самоанализ. То ли вчера был перебор, то ли утренний секс помог мне познать дзен. – Ты не продаешь ему монологи?

– Не-а. Я ж меценат, а не писатель, как некоторые.

Видимо, его чутье на композицию подсказало то же самое: проникновенность сменилась легким привкусом самоиронии. О да. Кое-кто прав, Кей – прекрасный артист, на экране ему бы цены не было. Еще бы понять, почему меня сейчас напрягает его откровенность… даже не откровенность, а идеальность. На самой-самой грани «не верю».

Ладно, я тоже умею быть пронзительно-искренней, и если тебе сейчас нужно именно это, мне не жалко.

– А мне нравятся некоторые ритуалы. Например, летать с тобой. Кей… – я обернулась к нему, заглянула в глаза. Он, как и нужно по мизансцене, не выпустил меня из объятий. А я говорила правду и только правду. Это на самом деле просто, говорить правду кому-то, намного сложнее сказать ее себе. – Я хочу быть ближе к тебе… у тебя сейчас глаза цвета неба.

– Летать вместе – намного лучше, чем одному, – грустно улыбнулся Кей. Глаза у него и в самом деле отливали синевой, и где-то в самой-самой глубине пряталось… сомнение? Настороженность? Или же Никель Бессердечный, всегда получающий, что хочет? Черт. Или у меня паранойя, или… паранойя не у меня.

Точно.

Лисий охотник опять меня заманивает. Или приручает. Что там любят лисы редкого вида «чокнутый писатель»? Да-да. Искренность, лучик света в потемки чужой души и волшебный запах тайны. Люблю. Очень. Но не хочу идти туда, куда ты меня сейчас заманиваешь.

Там опять будет нервно, неуютно и больно. А мне так нужно немного покоя и безопасности!

– Кто-то был прав. Ты изумительный артист. – Я провела ладонью по его щеке, привстала на цыпочки, но все равно не дотянулась до его губ.– Ты поцелуешь меня, наконец?

Он меня поцеловал. Сумасшедше нежно, так что снова колени подогнулись. Новый, незабываемый опыт – целоваться, стоя на облаках над Нью-Йорком.

Никель, Никель…

Я не хочу сейчас думать о подвохе. Ты слишком хорош. Ты просто невероятно хорош. Давай просто позавтракаем, не упоминая о Бонни? Пожалуйста.

– Ты же знаешь, чего я сейчас хочу, Кей?

– Того, что так вкусно пахнет?

Уткнувшись ему в плечо, я благодарно шепнула:

– Я ужасно проголодалась!

Завтракали мы молча – не потому что лень было трепаться о погоде, а потому уже животик подводило. Приятное пробуждение сожгло изрядно калорий, да и вчера мне было как-то не до ужина. Да ни до чего мне вчера было! И так весь полет до Нью-Йорка еле держалась, чтобы не плакать.

Вспоминать вчерашнее бегство из ЛА мне не хотелось, но не вспоминать – не получалось. Обида на Бонни жгла, поднималась к горлу слезами, а под понимающим взглядом Кея и вовсе становилось худо – я же могла послушать его совета, надеть платье, побрызгаться лемонграссом. И ничего не сделала. Влюбленные девушки не ходят на свидание в вытянутых джинсах и туристической майке за доллар.

Но Бонни… кто ему дал право на меня орать? Я ничего плохого ему не сделала! И вовсе я ему не навязывалась…

Черт. Не хочу об этом думать. Ни сейчас, ни потом. Вообще никогда! Мне надо роман дописывать, сроки горят, Фил ждет рукопись к концу недели! А там, в романе, снова Бонни. Мне срочно, немедленно нужна порция дзена!

– Роуз, ты так на меня смотришь, словно у тебя в руках скальпель, – усмехнулся Кей, когда мы допивали кофе. – Мне пора начинать бояться?

Опять тепло, нежность и забота. Так трудно поверить, что это – просто так, а не потому, что ему что-то от меня нужно. Трудно, но надо. Потому что я хочу немного счастья, а быть счастливой, подозревая подвох на каждом шагу, невозможно.

Все. Хватит сожалений, обид и прочей чуши. Кей – самый лучший на свете мужчина. Мой мужчина. Заботится, поддерживает. Любит.

Он сам сказал. Сегодня утром. Я помню.