– Извините, еще раз. Я пойду. Геннадий Александрович ждет. – Ярослав, испытав от своих, оказавшихся столь неуместными, исторических комментариев явную неловкость, словно он только что своими руками порвал книжку с замечательной сказкой, поспешно попрощался с хозяйкой квартиры и, ругая себя, вышел на лестничную площадку, прикрыв за собой дверь.
Кто его дергал за язык? Ведь он искренне считал, что эту маленькую подробность из личной жизни французского императора знает каждый образованный человек. Как неудобно получилось…
Уже оказавшись на улице, под мокрым снегом, и перейдя на другую сторону Садовой, Ярослав не удержался, поднял взгляд и посмотрел на окна второго этажа. За одним из них, отодвинув штору, стояла и смотрела ему вслед гражданская жена старика. Его, так и не дождавшаяся предложения руки и сердца верная Жозефина…
Место службы Голосова находилось недалеко от центра, на Обводном канале. Табличка рядом с входной дверью гласила, что здесь находится организация под заковыристым названием ОСОАВИАХИМ. Исходя из аббревиатуры понять ее назначение было весьма трудно. Разве что сама собой напрашивалась мысль, что здесь, наверное, занимаются чем-то, связанным с авиацией и химией. Отчасти, это так и было…
Узнав у сидящего на проходной дежурного, где находится кабинет Геннадия Александровича, Охотник по широкой лестнице с медными перилами поднялся на третий этаж, вошел в просторную приемную, где уже ожидали аудиенции, разместившись на стульях вдоль стен, с десяток мужчин разного возраста и, судя по одежде, разного положения. Ярослав назвал секретарю свое имя и был немедленно допущен к товарищу Голосову.
Кабинет директора ОСОАВИАХИМ был просторным, светлым и, что немаловажно при сыром ленинградском климате, очень теплым. Да и сам Геннадий Александрович оказался на вид примерно таким, как его смутно представлял себе Ярослав: высокий, подтянутый, не по годам моложавый седовласый мужчина лет шестидесяти пяти—семидесяти, в отутюженном костюме, накрахмаленной рубашке, с безупречно выбритым скуластым лицом и заботливо постриженными, ухоженными, почти гусарскими усами. Едва Ярослав перешагнул порог, Голосов пружинисто поднялся, вышел из-за стола и протянул ему руку. Пожатие бывшего «морского волка» тоже оказалось на высоте – короткое, сильное, уверенное. На зависть многим молодым. Жестом предложив гостю присесть, Геннадий Александрович вновь занял свое место, еще раз окинул Охотника взглядом и неожиданно спросил:
– Что с ногой?
– Осколок гранаты, – коротко ответил Ярослав. – С контузией. Мне еще повезло. Могло быть и хуже. Двух наших ребят тогда потеряли, – сунув руку в нагрудный карман гимнастерки, Охотник достал письмо Шелестова к другу. – Вот, возьмите. Максим Никитич просил передать лично в руки.
– Только что из госпиталя? – быстро распечатывая конверт, уточнил Голосов.
– Да. Вчера приехал.
– Есть где жить? – поинтересовался Геннадий Александрович деловито.
– Да.
– Хорошо, – кивнул Геннадий Александрович и, развернув письмо, углубился в чтение. Охотник не без удивления обратил внимание, что не страдающий старческой дальнозоркостью Голосов бегло читает без очков. Что не так часто встречается в его почтенном возрасте. Похоже, этот бывший царский офицер был уникален во всем. И прежде всего – в своем великолепно сохранившемся здоровье.
– Сколько лет вы служили в «Стерхе», капитан? – отложив письмо, Голосов внимательно посмотрел на гостя.
– Максим Никитич взял меня к себе еще до войны. В тридцать девятом. Шесть лет.
– Значит, всеми навыками десантника-диверсанта владеете в совершенстве, – утвердительно кивнул старик. – Что ж. Отлично. Отлично, Ярослав. Я думаю, что Шелестов правильно сделал, направив тебя ко мне. И если он пишет, что ты – один из лучших его бойцов за все время существования отряда, то я ему верю. И ты идеально мне подходишь. Так что можешь считать, что работа, хорошая мужская работа, достойная профессионала, у тебя уже есть. А насчет жилья… что-нибудь придумаем.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарил Охотник.
– Почему не спрашиваешь, в чем заключается работа? – прищурился Геннадий Александрович.
– Догадываюсь, – спокойно ответил Ярослав. – Выбор, в общем-то, невелик. Кроме знания немецкого и чуть-чуть китайского, я мало что умею. И если рукопашник из меня сейчас никакой, то все остальное, чему я научился в отряде, осталось. И я могу поделиться этими знаниями с теми, кого Родина сочтет достойным поставить на охрану нашей страны и нашей победы.