Любой ценой. Том III

Уже на подъезде к дому я вдруг вспомнила, что в холодильнике у меня можно катить шаром. Аппетита у меня в общем-то не было, но я понимала, что недавняя беседа с Тагалдызиным стоила мне колоссального объема энергии, и если я оперативно не восполню потраченные ресурсы, то организм неизбежно взбунтуется и в знак протеста погрузится в безвольную апатию, дабы попусту не расходовать драгоценные калории. Честно говоря, у меня не было никакого желания заниматься пополнением продовольственных запасов, но я волевым усилием заставила себя свернуть в сторону супермаркета и без особого разбора накидать в корзину наиболее ходовые продукты и базовую мыломойку. Уже в машине меня вдруг одолел острый приступ мигрени, и я со стоном стиснула разламывающиеся виски – нестерпимая боль постепенно приобрела монотонный, ноющий характер, локализовавшись в области затылка, и мне было тяжело даже просто открыть глаза. По-хорошему, человеку в подобном состоянии и вовсе нельзя было садиться за руль, но у меня напрочь притупился инстинкт самосохранения, и я решительно выжала сцепление. О том, что мои действия несут угрозу для участников дорожного движения, я в тот момент почему-то не подумала, и лишь задним числом осознала, какому существенному риску я подвергала водителей и пешеходов. Бог миловал меня от попадания в ДТП, и домой я доехала без эксцессов, но совесть все равно не умолкала, и впредь я зареклась поступать с такой вопиющей безалаберностью. Кое-как я вытащила из багажника пакеты, взвалила свою ношу на плечо и медленно поплелась по тротуару.

У дверей квартиры меня вдруг осенило, что мой телефон молчит на протяжении всего вечера. Устав от настойчивых звонков Нитиевского, я перевела мобильник в беззвучный режим, а потом благополучно об этом забыла. Но вопреки моему подспудному страху, уведомления о десятках пропущенных вызовах на экране отсутствовали – похоже, за прошедшие часы мной и вправду никто не интересовался, и, вероятно, сие обстоятельство должно было меня только порадовать. Я по-прежнему была не готова к разговору с шефом, и меня не волновало ничего, кроме новостей из американского госпиталя. В машине я с замиранием сердца слушала новостные выпуски, но вместо свежей информации о «Хитмене» в эфире звучала всякая политическая ахинея – обмусоливались грядущие выборы в парламент, подробно освещался визит президента в одну из арабских стран и велись жаркие дебаты о целесообразности увеличения государственного финансирования военно-промышленного сектора. Тем не менее я прекрасно понимала, что как бы не угнетала меня затяжная неизвестность, стабильность вселяла надежду на лучшее. Интернет-сайты пестрели громкими заголовками, спортивные эксперты соревновались в негласном конкурсе на самую креативную версию случившегося, родственники Агапова просили журналистов уважать их частную жизнь, а промоутер, тренер и прочие члены штаба пока воздерживались от комментариев. На основании вышеизложенного я могла сделать сразу несколько выводов. Во-первых, Ян был жив, и это, пожалуй, единственное, что действительно имело для меня значение. Во-вторых, медики так до сих пор не выяснили, что стало причиной комы, а лучшие умы современности и поныне безуспешно бились над этой «загадкой тысячелетия». В-третьих, семья «Хитмена» вынуждена была держать круговую оборону от вездесущих репортеров, так и норовящих сунуть свой любопытный нос в палату и нащелкать кучу сенсационных фотографий. Ну, а в-четвертых, Агапову в любую секунду могло стать хуже, а в реанимации, как ни крути, работали далеко не боги. Я бы многое отдала за возможность постоянно быть в курсе событий, но врачи видели во мне персону нон-грата, наглую обманщицу, без зазрения совести выдававшую себя за супругу пациента, а для Таи я была коварной разлучницей, попытавшейся разрушить крепкий брак, в котором вот-вот должен был родиться третий ребенок.