ЛюБоль

Снова Иван отвлек его от воспоминаний. Олег Александрович вздернул светлую бровь. Предлагают? Прекрасно. Он думал, что хотя бы поторгуются, но видимо дела совсем плохи…

Глава 10.2

Я ждал этого момента долгих пять лет. Я прокручивал его в голове миллионы раз и с разных сторон. Я разговаривал с ней и получал её ответы. Самое паршивое, что я угадал почти каждый из них. И эту презрительную усмешку, и эту брезгливость в бирюзовых глазах. Только иногда я все же думал, что она меня узнает. Я надеялся на это. На то, что у нее не было мужчин после меня. И если я единственный, кто к ней прикасался, она не могла забыть… А потом думал о том, что меня не было слишком долго. Пока учился ходить и разговаривать, пока зарастали раны, пока рубцевались шрамы, что мешало ей завести себе еще одного «друга», а то и несколько? Дочь Лебединского не может быть святой и невинной. У нее в крови грязь и порок. Он живет в ее генах. Как и у всех олигархов. И я был прав. Не узнала. Она меня забыла. Как самый незначительный эпизод в своей жизни.

– Ты? Он есть ты? – она хохотала и не могла остановиться, а мне хотелось рывком сжать ее идеальное горло и заставить заткнуться. Никто и никогда не смел смеяться мне в лицо с тех пор, как я надел маску. Каждый, кто осмелился – смеялся последний раз в своей жизни. Только я уже давно понял, что не могу ее убить. Я пока не готов к этому шагу. Потому что меня подпитывает не только жажда мести, но и больная любовь к этой женщине, вывернувшей мне мозги еще пять лет назад. Права была моя маленькая Дана, назвавшая ее ведьмой и поплатившаяся за мою слабость своей жизнью.

И вдруг Оля замолчала сама, губы скривила очередная презрительная усмешка.

– А кто сказал, что я соглашусь на этот брак? Брак с цыганом. Пусть даже и баронской крови. Ни один священник не обвенчает нас без обоюдного согласия.

И я знал об этом. Иначе этот брак не признает ни одна церковь и ни одна вера. А я хотел не просто ЗАГС. Я хотел ее душу!

– У меня есть миллионы способов заставить тебя согласиться, Ольга Лебединская. Миллионы изощренных и болезненных способов. Я использую каждый из них.

Прошептал и увидел, как она содрогнулась от моего шепота. Каждый раз, когда слышала мой голос, вздрагивала от ужаса и отвращения. Что будет, когда она увидит мое лицо?

– Думаешь, я боюсь боли? – нагло посмотрела мне в глаза, и я мысленно застонал, проклиная прозрачность этой бирюзы, в которой дрожало отражение черной маски. Захотелось заорать, чтобы она их закрыла. Ненавижу зеркала. Я уничтожил их все. Но нашел единственное в ее глазах. И когда-нибудь я вырежу из них свое отражение кинжалом.

– Что ты знаешь о боли, маленькая ведьма? Я познакомлю тебя с ней очень медленно. С каждой гранью этой самой боли, которая тебе и не снилась. Ты думаешь это будут физические страдания? Нееет. Слишком мало. Я заставлю тебя стоять на коленях и плакать кровавыми слезами, а на тебе в этот момент не будет ни единого шрама. Ты истечешь кровью изнутри.

Последний раз, когда я видел ее так близко, она смотрела на меня совсем иначе. Но тогда на мне не было маски, и она называла меня просто «мой». Я запомнил каждое ее слово. Потом, выучив ее язык, я перебирал все, что она мне говорила. Но с того момента между нами разверзлась такая пропасть, которую не перепрыгнуть и не переплыть. Она переполнена кровью моих родных и моего народа. Ее отец по сей день увеличивает в ней уровень ненависти и жажды мести, превращая моих соотечественников в живое мясо, торгуя ими для тяжелого труда и удовлетворения самых низких желаний высокородных ублюдков. Поэтому пропасть между нами не сократится никогда. Потому что я не забуду и не прощу.

И она. Как противовес каждому моему решению. Каждому проклятию, посланному Лебединским. Такая красивая. До боли красивая, лживая и высокомерная сука. С изумительной кожей, созданной для диких ласк, с пухлыми губами, созданными для поцелуев, с волосами цвета моей одержимости, которые хочется наматывать на руку или нежно перебирать пальцами каждый завиток. Проклятая, как и я сам.

Хочу её. Потому что слишком близко. Потому что теперь в моей власти. За это я ненавижу нас обоих с такой силой, что ломит кости и темнеет перед глазами.

– Сначала попробуй заставить меня встать на колени. Разве ты не был рабом моего отца? Разве он не платил тебе? Заставь, а потом хвались.

Меня заводил даже её гнев, в паху простреливало адским возбуждением и вместе с этим хотелось задушить её только за слово «раб» и за то, как она его произнесла. Нет, это не было обычным оскорблением. Она просто называла вещи своими именами. Для дочери олигарха Лебединского я всегда буду цыганским рабом.