Любопытный отрывок

Так вот Клэнси и Мюнстер пользовались этим фондом для личных надобностей. Когда с отдельными рабочими приключались несчастья, их товарищи, по обычаю, решали выдать им субсидии из фонда; но надсмотрщики отказывались выплачивать эти субсидии. Что могли поделать рабы? У них были права — по закону; но доступа к закону не было. Те, которые жаловались на надсмотрщиков, подвергались наказанию. Вы сами знаете, в какую форму облекается такое наказание: штраф за недоброкачественную работу, которая на самом деле — доброкачественна; перегружение отчетностью; плохое обращение с женой и детьми рабочего; назначение его к плохим станкам, за которыми — работай, как хочешь, все равно умрешь с голоду.

Однажды рабы «Дна» запротестовали перед Вандеруотером. Это было в то время года, когда он проводил несколько месяцев в Кингсбери. Один из рабов умел писать; мать его была грамотна — случайно, и она втайне его обучила, так же, как ее мать обучила ее. Итак, этот раб написал коллективное заявление, содержавшее все их жалобы, и все рабы подписались знаками. Снабдив конверт подобающими печатями, они отправили его Вандеруотеру. А Роджер Вандеруотер взял да и передал заявление обоим надсмотрщикам. Клэнси и Мюнстер взбесились. Ночью они напустили стражу на загон. Стража была вооружена рукоятками от заступов. И на следующий день только половина рабов была в состоянии работать на «Дне». Их хорошо отколотили. Раб, умевший писать, был так избит, что прожил только три месяца. Но перед смертью он написал еще раз, и вы сейчас услышите, с какой целью.

Четыре или пять недель спустя некоему рабу, по имени Том Диксон оторвало на «Дне» руку приводным ремнем. Его товарищи, по обыкновению, постановили дать ему субсидию из средств фонда; а Клэнси и Мюнстер — тоже по обыкновению — отказались ее выплатить. Раб, умевший писать, находившийся тогда как раз при смерти, снова написал перечень их жалоб. Этот документ вложили между пальцев руки, оторванной от тела Тома Диксона.

Случилось так, что Роджер Вандеруотер лежал больной в своем дворце на противоположном конце Кингсбери. Это была не та безжалостная болезнь, которая сбивает с ног нас с вами, братья мои, а просто маленькое разлитие желчи или, может быть, сильная головная боль, оттого, что он слишком плотно поел или выпил лишнее. Но для него этого было достаточно, ибо он был нежен и мягкотел от слишком тонкого воспитания. Такие люди, всю жизнь завернутые в вату, чрезвычайно нежны и мягкотелы. Верьте мне, братья, Роджер Вандеруотер так же страдал — или думал, что страдал, — от головной боли, как Том Диксон от своей руки, оторванной у самого плеча.

Роджер Вандеруотер был большим любителем сельского хозяйства, и на своей ферме, в трех милях от Кингсбери, ему удалось вырастить новый вид клубники. Он очень гордился своей клубникой и охотно поехал бы посмотреть на нее и сорвать первые зрелые ягоды; но ему мешала болезнь. Из-за этой болезни он приказал старому рабу с фермы лично принести ему корзину с ягодами.

Раб, умевший писать, почти умирающий от избиения, сказал, что он понесет руку Тома Диксона. Он сказал также, что все равно должен умереть и что неважно, если он умрет немного раньше.

Итак, пятеро рабов в ту ночь украдкой вышли из загона после последнего обхода стражи. Одним из них был тот, что умел писать. Они пролежали в валежнике на краю проезжей дороги до самого утра, пока старый раб с фермы не подъехал в повозке, везя драгоценные ягоды для своего хозяина. Так как раб с фермы был стар и страдал ревматизмом, а раб, умевший писать, был искалечен от побоев, — то походка их была почти одинакова. Раб, умевший писать, переоделся в платье старика, надвинул на глаза его широкополую шляпу и поехал в город.

Тем временем Роджер Вандеруотер лежал, в ожидании ягод, в своей великолепной опочивальне. Там были такие чудеса, которые, наверное, ослепили бы глаза вам или мне, никогда ничего подобного не видавшим. Раб, умевший писать, после рассказывал, что это было нечто вроде райского видения. Почему бы и не так? Труд и жизнь десяти тысяч рабов были отданы на создание этой спальни, в то время как сами они валялись в гнусных логовищах, как дикие звери. Раб, умевший писать, внес туда ягоды на серебряном подносе. Роджер Вандеруотер хотел лично поговорить с ним о клубнике.

Раб, умевший писать, протащил свое умирающее тело через чудесную комнату и опустился на колени у ложа Вандеруотера, держа перед собой поднос. Большие зеленые листья сверху покрывали поднос. Камердинер, стоявший рядом, снял их.

И Роджер Вандеруотер, приподнявшись на локте, увидел. Он увидел свежие, дивные ягоды, лежавшие подобно драгоценным камням, а среди них лежала рука Тома Диксона, такая же, какой она была оторвана от тела, но, разумеется, братья мои, хорошо вымытая и резко отличавшаяся белизной от кроваво-красных ягод. И тут же он увидел зажатое в окостенелых мертвых пальцах прошение.