– На самом деле моя поездка в Стамбул была далеко не туристической: я поехала туда не в поисках достопримечательностей, а, чтобы поохотиться за любимыми тканями. Я давно мечтала об этой поездке, мечтала увидеть Гранд базар и Египетский рынок, прикоснуться к кружевам и парче. Я не замечала ничего вокруг! А Стивен меня заметил на одной из улиц Стамбула и шёл за мной по пятам! Не знал, как ко мне подступиться, как заговорить… Конечно же, он подметил мою страсть к тканям. Тем более в день нашего знакомства я была в платье собственной работы. Я помню, я долго и упорно торговалась за несколько метров шёлка, и Стивен понял, что это его шанс! Он вдруг появляется из ниоткуда и на чистом турецком языке, за секунду, покупает шёлк! Прямо перед моим носом передаёт турку деньги за вожделенную мной кань. Я чувствовала, как начинаю закипать от его наглости… Но только я открываю рот, чтобы возмутиться в его сторону, этот мужчина поворачивается ко мне и говорит на английском:
Рейчел сидела с глупой улыбкой и не знала, что и сказать. Её тронул романтичный рассказ Виктории. Она снова взглянула на фотографию пары, чтобы прочувствовать момент их встречи.
– А где он сейчас, мэм?
– В лучшем мире. Его нет со мной вот уже пятнадцать лет.
– Примите мои соболезнования, я не знала, что Вы – вдова…
– Не за что извиняться, у меня же на лице это не написано. Но это не самая моя большая потеря, детка. – Виктория снова заглянула в коробку, обшитую фиолетовым бархатом. Когда её рука держала очередной снимок – она дрожала. Но на её лице не дрогнул ни один мускул.
– Нашего сына звали Джозеф. Когда ему было двадцать четыре года – он… трагически погиб. Джози был перспективным мальчиком, учился в Медицинской школе при Стэнфордском университете, закончил её с отличием. Особенно интересна ему была психиатрия и поведенческие науки. Он хотел изучить природу своей болезни, потому что отлично осознавал, что лучше подружиться с тем, с чем придётся прожить всю свою жизнь… Незадолго до смерти Джозеф перебрался поближе к нам, в Бруклин. Ему было комфортно в окружении родных мест, они его вдохновляли. И работу ему предложили недалеко – в Джерси-сити. Он часто ездил туда на велосипеде, слушал музыку или аудиокниги… Он обожал старые альбомы Radiohead, Interpol, REM и философию Камю. У нас с ним была особенная связь.
Когда Рейчел взяла в руки снимок, то увидела улыбчивого парня нордической внешности: у него были светлые, почти пепельные волосы, которые немного вились у лица, глубоко-посаженые серо-голубые глаза, тонкие алые губы, выступающий подбородок. Родинка над левой бровью терялась на его лице, но добавляла аккорд невинности. Он явно унаследовал улыбку и глаза Виктории. Остальными чертами своего лица он походил на своего отца – Стивена. Рейчел поймала себя на мысли, что влюбилась бы в этого парня, если бы не…
– Мэм, что же с ним случилось? – машинально прошептали её губы.
Женщина снова взглянула на фотографию сына и поднесла пальцы к губам, пытаясь унять их дрожь. Теперь она сомневалась в том, что решилась рассказать об этом страшном периоде в её жизни.
– Джозефу поставили диагноз в шестнадцать лет: биполярное аффективное расстройство второго типа. Конечно, в современном мире это не приговор, вовсе нет. Тем более, когда ты живёшь в Нью-Йорке, и на каждом шагу есть специализированные клиники и лучшие психиатры со всей Америки. – она всплеснула руками и подавила нервную улыбку, закусив губы. – Поначалу, мы со Стивеном были напуганы этим диагнозом, так как никогда с этим не сталкивались, жили своей спокойной, размеренной жизнью… Но только не Джозеф. Он всегда был другим и смотрел на мир под другим углом. Мы никогда не понимали, почему наш мальчик, например, не восхищается тем, чем мы. Словно что-то постоянно мешало ему радоваться жизни. Ещё более странным оказалось то, что по мере взросления его депрессивные состояния резко сменялись порывами радости и жаждой жизни. Со временем невозможно было предугадать, каким же он будет завтра… Никогда не забуду слова лечащего врача:
– Это так ужасно… – отозвалась Рейчел, не в силах найти слова утешения для матери, потерявшей ребёнка. – Но Вы говорили, что родные места его вдохновляли, значит, был шанс на выздоровление?