Любопытство не порок (сборник)

– Кто он такой, Сергей Иванович? – спросила я, раздумывая, закурить мне или нет. Мое решение зависело от ответа Сергея Ивановича. Фамилия Спиридонов мне ни о чем не говорила.

– Это легенда нашего города, – сказал Кряжимский, – старейший работник Татищевского музея, нашей знаменитой картинной галереи. Тарасов ему обязан тем, что во времена Сталина Спиридонов прятал в запасниках картины эмигрантов из группы «Бубновый валет» и иконы из коллекции купца Рыбникова, во времена Хрущева и Фурцевой он сумел сохранить нам Фалька и Кандинского. Заслуги этого человека очень велики. – Кряжимский, казалось, вошел в некий транс, до того, видно, был потрясен явлением Спиридонова в редакции газеты «Свидетель».

Я со вздохом спрятала пачку «Русского стиля» в ящик стола.

– А его визит как-то связан с выставкой частных коллекций? – уточнила я.

– Вряд ли, – ответил Сергей Иванович, – вряд ли, хотя он и знаком со всеми собирателями, но причина визита у него иная. Мне он отказался ее назвать.

Маринка во время нашего разговора, помогая себе ногой, приотворила дверь кабинета и вышла, унося с собою поднос.

– Ну, хорошо, пригласите его, – сказала я, отодвигая в сторону пухлую пачку документов, лежащую на столе передо мною, – любопытно будет узнать, чем мы обязаны столь достойному гостю.

Кряжимский вышел и вскоре появился вместе со Спиридоновым. Сергей Иванович довел посетителя до стула, стоящего напротив меня, помялся секунду, представил нас друг другу и пробормотал:

– Ну, теперь я вас оставлю, господа.

После чего Кряжимский вышел, бережно прикрыв за собою дверь.

Я поздоровалась и рассмотрела «легенду нашего города», если верить определению Кряжимского, а не верить я не имела никаких оснований.

Спиридонов был высок, лыс, лет семидесяти. Он был в мятом плаще бывшего бежевого цвета. Из-под плаща выглядывал допотопный коричневый галстук. Честно говоря, если бы я заранее не знала, что передо мною сидит заслуженный работник культуры, я бы.., не знаю за кого его приняла, случайно встретив на улице, например.

Я рассматривала Спиридонова, сам же Николай Игнатьевич сидел на стуле сгорбившись, и глаза его были устремлены куда-то в пространство.

Я кашлянула несколько раз. Сначала тихо, потом погромче. Спиридонов казался глубоко погруженным в свои мысли и совершенно не обращал внимания на то, что происходит вокруг него.

Я откинулась в кресле назад и, пошарив в ящике стола, снова достала свою пачку сигарет. Теперь мне уже показалось, что мой посетитель вполне миролюбиво отнесется к тому, что я закурю, к тому же это давало мне неплохой повод привлечь его внимание.

Я выудила сигарету и покатала ее в пальцах.

Вы разрешите? – негромко спросила я.

Что? – Спиридонов словно очнулся и рассеянно посмотрел на меня.

Я показала ему сигарету.

– Спасибо, у меня есть свои, – тихим, каким-то погасшим, что ли, голосом сказал Спиридонов и достал из кармана плаща мятую пачку «Явы» и коробок спичек.

Я подвинула ближе к гостю пепельницу, он закурил и наконец обратил на меня внимание.

– Я много слышал о вас, – сказал он голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций, – но не думал, что нам придется когда-либо встретиться…

Он вздохнул и улыбнулся как-то жалко, словно еле сдерживался, чтобы не заплакать.

Я молчала, удивленная его поведением. Спиридонов мне показался удрученным и очень уставшим, и я решила дать ему высказаться не спеша.

– У вас что-то произошло, какие-то неприятности? – спросила я, проникаясь помимо воли симпатией и жалостью к этому странному человеку.

Да, наверное, – ответил он, – в вашу газету так просто ведь не приходят… Я иногда читал, вы пишете… Остро, да… – он снова помолчал и, затянувшись своей «Явой» несколько раз, спросил:

– Я помню, в каком-то вашем номере публиковались письма читателей…

Я кивнула.

– В общем, это наша обычная практика: если письмо нам представляется интересным, мы никогда не откажемся от публикации, – сказала я и замолчала.

Было видно, что Спиридонов словно борется с собой, и во мне тут же поднялось все мое неуемное любопытство, но я сдерживалась. Я четко понимала, что такой человек, как он, не пришел бы к нам с ерундой, и то, что он собирается сказать, может оказаться информационной бомбой.

– Я тоже принес вам письмо, – сказал Спиридонов, – только я хочу, чтобы оно было опубликовано после моей смерти. – Он улыбнулся и прибавил:

– Этого ждать недолго, уверяю вас…

– Николай Игнатьевич! – Я повысила голос:

– Ну что вы такое говорите!

Спиридонов пристально посмотрел на меня.

– У меня есть основания для этого, – сказал он. – Понимаете… – Он замялся и вопросительно взглянул на меня.

– Ольга Юрьевна, – подсказала я.

– Да, Ольга Юрьевна, – повторил он медленно, – я попал в сложную ситуацию, из которой рационального выхода не вижу… Остается искать иррациональный. – Он положил докуренную сигарету в пепельницу и, вздохнув, достал следующую. – И, кажется, я его нашел…

Я вздрогнула.

– Что вы хотите этим сказать? – сразу же упавшим голосом произнесла я. – Уж не собираетесь ли вы…

Спиридонов вздохнул.