Любовь

Через десять дней, 10 января, американцы, как известно, жестоко разбомбили Софию. За несколько дней население города эвакуировалось. Мама, брат и я отправились к дальним родственникам в деревню Горни Лозен, недалеко от Софии. Об этом я говорю, чтоб было понятно, что я легко могла ездить в Софию, а это в свою очередь во многом предопределило все, что я пережила и перечувствовала в течение следующих месяцев.

Однажды утром я стояла перед сельской пекарней в очереди за хлебом. И вдруг издалека увидела, что по плохо утоптанной тропинке в снегу идет молодой человек в темном костюме — без пальто, руки в карманах. Его широкие плечи, волосы показались мне знакомыми. Еще немножко, и я узнала Стефана. Я выскочила из очереди и побежала ему навстречу. Он увидел меня и поступил совершенно для меня неожиданно: улыбаясь, обнял и поцеловал меня в обе щеки. Позже он объяснил, что хотел выдать себя за моего родственника, — не то его появление в селе, мол, выглядело бы подозрительным. Он взял меня под руку, и мы пошли по улице — я от изумления потеряла дар речи, а он только повторял: «Спокойно, улыбайся, спокойно, улыбайся», но так, точно рассказывал мне что-то веселое. Эта комедия страшно меня удивила. Стелла тогда еще не посвятила меня в роль своего мнимого кузена, но я и сама подозревала, что он пришел на наш новогодний вечер неспроста, и теперь довольно быстро приспособилась к новой игре. Когда мы отошли подальше, я успокоилась и вдруг почувствовала, что его рука, сжимавшая мой локоть, дрожит. Я посмотрела на него внимательней — под пиджаком у него был только тонкий зеленый свитер, не было даже шарфа, для тепла он лишь поднял воротник. Едва ли нужно объяснять, что он и люди его типа не слишком заботились о себе не столько из-за отсутствия средств, сколько по принципиальным соображениям — они закалялись. Но этот железный боец так дрожал, что, когда я предложила ему отвести его к нам домой и представить как моего однокурсника с медицинского факультета, он тут же согласился.

И вот что он сказал мне, когда мы наконец остались одни, в маленькой комнате у гудящей печки: «Товарищ Ирина, нам необходима ваша квартира в Софии. Для этого я и пришел». Он сказал это с вытянутой физиономией, не глядя на меня, почти высокомерно, словно выполнял какой-то ритуал. До чего легко этот человек менял амплуа! От неожиданности я растерялась и словно бы даже разозлилась на него. Поэтому я ничего не ответила, только опустила голову и почувствовала, что глаза у меня на мокром месте. Пока я снова не овладела собой, я притворялась, будто грею над печкой руки, но мое молчание показалось ему подозрительным, и он сделал второе торжественное заявление: «Если вы не согласны, скажите». Тут я испугалась всерьез и дрожащим голосом стала его убеждать, что я согласна, что устроить это проще простого, что квартира у нас удобная и т. д. Потому он и приехал, сказал Стефан, что квартира удобная. И разговор был окончен. Он только попросил еще узнать, когда во второй половине дня отправляется автобус, потому что вечером ему необходимо быть в Софии.

За обедом он почти открыто сказал маме, что мы давно нравимся друг другу, с той самой минуты, как впервые встретились на факультете, и ему трудно было так долго со мной не видеться, к тому же он беспокоился, здорова ли я. Поэтому он и приехал. Я кивала со смущенной улыбкой и поймала мамин взгляд, означавший: как ты могла подцепить такого нахала!

Тут мне пришла в голову мысль, которая, несомненно, должна была нарушить планы великого артиста. Когда мстишь, очень приятно наблюдать за реакцией потерпевшего. Я сказала маме и брату, что мне надо сегодня же ехать вместе со Стефаном — оформить на факультете документы в связи с эвакуацией. И что, в сущности, из-за этого Стефан и прискакал из Софии. Теперь наступила его очередь утвердительно кивать головой, и он делал это весьма успешно, вообще он был неплохо подготовлен к своей работе.

После обеда, прихватив мешок картошки, брынзы и яиц, мы со Стефаном сели в автобус и к вечеру были в Софии.

Две чердачные комнатки встретили меня ледяным февральским холодом. Оконные стекла заросли инеем, не было ни электричества, ни воды. Я села, чтобы перевести дух, — я здорово устала. Со Стефаном мы расстались, едва сойдя с автобуса, он только шепнул мне — ведь мы уже снова не были знакомы, — что придет на другой день, и ушел, даже не подумав о том, как я дотащу до дому мешок с картошкой. Но к этому времени я уже перестала оценивать его поступки с точки зрения нормальных человеческих отношений и, не отдавая себе в этом отчета, вошла в его особый мир. Там действовали свои законы, пока еще мне неизвестные, но я готова была их принять и старалась постичь их с какой-то мучительной радостью.

Я затопила печку; теперь надо было где-то найти воду. Квартал наш почти опустел, посоветоваться было не с кем. Владельцы нашего дома тоже эвакуировались. Я вышла на улицу, надеясь встретить кого-то, кто бы знал, как жить в этом покинутом, замершем под грязным снегом и пылью разрушений городе.