Любовь

Золотинка вздохнула. Она догадывалась о коварном свойстве случайностей затягивать человека в дебри непредвиденных пустяков, которые мало-помалу опутывают его узами необходимости… Ведь Золотинка чувствовала себя свободной! Почти свободной. И вот — не успела бежать и попалась.

Значит, нужно было ловить хотенчика. Золотинка, как это часто бывает с людьми, которые поступают по обязанности, без настоящего желания, взялась за дело, не особенно заботясь будет толк или нет. Она принялась швырять камни с довольно-таки смелым расчетом сбить палочку на лету.

С таким же успехом можно было бы метить в шныряющую над верхушками деревьев ласточку. Камни глухо стукали о крутые стены ущелья, многократно отскакивали, повторяясь эхом, вздымали брызги в мелких водах ручья.

Вот когда почудился ей кошачий плач. Жалобное мяуканье осиротелого, потерявшего в беде гордость кота.

— Нельзя ли поосторожней? — раздался надсаженный, не совсем внятный, как бы неестественный голос. И чудо это уж никак нельзя было приписать обманам слуха.

Почтеннейший! сообразила Золотинка внезапно.

— Почтеннейший, ау! — крикнула она, удержав в руке камень.

Пришлось повторить призыв еще раз и два, когда заблудившийся среди эха голос ее возвратился бурчанием:

— Что еще надо?

Это было довольно странно, если принять во внимание, что Золотинкин собеседник первый начал, но ничего, кроме странностей, ожидать от Почтеннейшего и не приходилось. Похоже, он прятался на уступе отвесной скалы, примерно там, где витал хотенчик.

— Слезай сюда, старый негодник! — прокричала Золотинка, задравши вверх голову. — Я пришел спросить тебя за все твои подлости. Мало не покажется! Слезай, говорю!

— А что, собственно, в чем дело? — уклончиво отвечал кот после известного промежутка. — И кто спрашивает?

Приходилось напрягать слух, чтобы не ошибиться в значении мяукающих слов, но теперь Золотинка приметила самого кота — маленькая ушастая голова его показалась над щербиной скалы — локтей двадцать или тридцать выше ручья.

— Кто спрашивает?! Слезай пока цел!.. Слезай, а то худо будет! — повторила она некоторое время спустя, не дождавшись ответа. И кот слабо мяукнул:

— Н-не м-мог-гу!

Так тихо, что Золотинка едва удержалась от искушения переспросить. В следующее мгновение уже она сообразила, что значит это необыкновенное смирение, и должна была удерживать смех.

— И давно ты туда попал?

— Вчера… Вчера я попал сюда. А теперь раскаиваюсь. Мне стыдно, — добавил кот умирающим голосом. — Я осуждаю свое поведение. Я вел себя недостойно. — И поскольку Золотинка все равно молчала (закусив губу, чтобы не расхохотаться), он припомнил еще последнее, предельное в своей безропотности соображение: — С моей стороны это было непростительное мальчишество.

— Пожалуй, я подумаю, как тебя выручить, — значительно сказала Золотинка, подавив смех. — Но ты будешь наказан.

— Справедливо, — угодливо поддакнул кот.

— И будешь обязан мне отчетом за все свои проделки.

— Почту за честь.

— И назовешь мне свое имя.

На этот раз Почтеннейший долго молчал, честно задумавшись уместно ли будет врать. Видно, и в самом деле, он оказался в отчаянном положении.

— Захочу, я тебя из-под земли достану! — сказала в назидательных целях Золотинка. — Я могущественнейший волшебник. — (А как еще разговаривать с таким обормотом?) — Смотри! — Доставши из-за пазухи цепь, она сверкнула волшебным камнем там, что испепеляющий свет вспышкой молнии озарил темные закоулки ущелья.

— Это что? — жалко пролепетал Почтеннейший.

— Могущество Рукосила, которое перешло ко мне.

— А Рукосил?

— С Рукосилом придется попрощаться.

— Какое счастье! — воскликнул кот после недолгого размышления. — Поверить ли, что тиран пал? Свобода, свобода… как вольно дышит грудь! — Несколько преувеличенное воодушевление не прошло для кота даром, он закашлял, подавившись хриплыми возгласами. — Теперь я смогу служить тебе с чистой совестью!

По правде говоря, Золотинка предпочла бы не трогать вопрос о совести Почтеннейшего, утомительный во всех смыслах.

— Как ты здесь очутился? — спросила она, полагая, что такое начало не станет слишком уж большим испытанием для озабоченного чистосердечием собеседника.

— Это было ужасно! — живо отозвался кот. — Я провалился… то есть натурально! В Попелянах, где пришлось-таки утереть нос Рукосилу. Понятно, тиран не задумался обрушить на меня охваченный огнем дворец!..