Любовь

Ханне Эрставик Любовь

А когда я состарюсь, мы сядем в поезд — и вперед. Он умчит нас далеко-далеко. Мы будем любоваться горами, городами и морями за окном, болтать с попутчиками из разных стран. И не расстанемся вовек. И никогда никуда не приедем.

Три книги в неделю, а частенько и четыре, пять. Так бы и читала все время, сидела в кровати в теплой ночнушке, закутавшись в одеяло, с чашкой кофе, и чтоб курева вдоволь. Телевизор можно выкинуть, думает она, все равно не смотрю, правда, Юну он нужен, наверное.

Она объезжает пожилую женщину, та ковыляет, как утка, по обледенелой дороге, волоча за собой серую тележку. Ни зги не видно, сетует Вибеке, это все черные тени от сугробов. Но потом обнаруживает, что забыла включить ближний свет и всю дорогу ее машина сливалась с темнотой. Она зажигает фары.

Юн старается не моргать. Но не может. Глаз дергается сам по себе. Он стоит коленями на кровати и глядит в окно. Ничего и никого. Он ждет, когда Вибеке приедет домой. Снова пытается открыть глаза, и чтоб они не дергались — для этого надо долго глядеть в одну точку за окном. Там снега не меньше метра. А под ним, в земле, живут мыши. У них траншеи, туннели, акведуки. Они ходят в гости и носят, наверно, еду друг дружке, сочиняет Юн.

Шум машины. Пока он ждет, он не помнит, какой он, этот шум. И страшится, что забыл его совсем. Но однажды шум прорезывается, как раз когда Юн делает передышку и отвлекается от ожидания. Она приезжает, и он сразу узнает звук, вспоминает нутром, и ему кажется, что это живот вспомнил, а не он сам, и сразу вслед за звуком он видит, прижавшись к самому углу окна, ее машину — синее авто выбирается из-за снежного тороса в створе дороги, сворачивает к дому, поднимается вверх по горке и тормозит у входа.

Урчание мотора громко и явственно разносится в комнате, покуда она не глушит его. Потом он слышит, как бухает дверца, затем открывается входная дверь, он отсчитывает секунды — через сколько она захлопнется? Каждый день — та же череда звуков.

Вибеке сваливает пакеты в коридоре и наклоняется расшнуровывать сапоги. Пальцы распухли от холода, печка в машине сдохла. Она на прошлой неделе подвозила из магазина одну сослуживицу, та сказала, что у нее есть недорогой мастер. Вибеке улыбается, вспомнив этот разговор. С деньгами у нее не ахти, и, уж во всяком случае, тратить их на машину она не станет. Лишь бы ездила, и отлично.

Она берет почту со столика под зеркалом. Плечи тянет, но привычно, как после всякого напряженного дня. Вибеке мнет плечи, вертит шеей, а потом откидывает голову назад и издает протяжное «О-о-о-о!».

Теперь она раздевается, прикидывает он и представляет себе ее в коридоре перед зеркалом, как она глядится в него, цепляя пальто на вешалку. Наверняка устала совсем, думает он. Открывает коробок и достает из него две спички. Вставляет по одной в каждую глазницу, прижимая веки, чтоб не дергались. Ты перерастешь это, уверяет Вибеке, когда у нее хорошее настроение. Спички толстенные, загораживают обзор, точно бревна. В голову опять лезут мысли о поезде, никак-то от них не отделаешься; чуть Юн задумается, поезд тут как тут: гуднет надсадно, заклацает на повороте и промчится мимо. Может, сделать ей массаж лица, размышляет Юн, размять лоб, щеки, они проходили на физре, говорят, полезно.

Она тащит пакеты на кухню, кидает почту на стол, запихивает продукты в холодильник, банки ставит на полку. Инженер из технического совета, тот темненький с карими глазами, сел напротив, когда она заговорила о культурном развитии поселка, это было ее первое публичное выступление на новом месте. Она добилась-таки, чтобы ее доклад отпечатали с многоцветной обложкой, на которой — одухотворенное лицо местного художника. Она застывает на месте, потягивая воду из стакана. Все прошло без сучка, после доклада подходили, говорили, как они рады, что консультантом по культуре стала она. Что она открыла им новые горизонты, натолкнула на интересные мысли. Кареглазый улыбнулся несколько раз по ходу доклада, а когда подводили итог, высказался в том смысле, что его совет в высшей степени заинтересован в сотрудничестве с ее комитетом.

Она отлепляет прядь со лба, перекидывает все волосы на одну сторону и стоит довольная, оглаживая их: здорово отросли.