– Ни он, ни я ни разу на сторону и не глянули. Но уж отель на себе тащить – это, я тебе скажу, работенка. А все было на мне. И ни на кого нельзя положиться. Ни на кого…
– Да ты слушаешь меня, нет? Я сообщаю тебе важную информацию. Ты должна будешь все это записать.
– Я запомню.
Через полчаса Джуниор вновь натянула кожаную куртку. Когда Роумен увидел ее на подъездной дорожке, подумал, должно быть, то же, что и его дед, и помимо воли расплылся в ухмылке.
Джуниор это понравилось. Однако неожиданно у него, совсем как у тех мальчишек из лагеря, опустились плечи – изобразил безразличие: я, мол, тут ни при чем, отошьешь, так и ладно, а может, все-таки подрулить невзначай? Времени на то, чтобы выбрать тактику, Джуниор ему не дала.
– Только не надо мне рассказывать, что ты этих старух тоже пялишь.
Тоже!
Роумен смутился, но неловкость смыло волной гордости. То есть она считает, что я на это дело способен. Что оприходую любую, кого захочу – и по две, Тео, и по две!
– Они тебе так сказали?
– Нет. Но втихаря об этом подумывают, зуб даю.
– А ты им родственница?
– Еще чего. Я тут теперь работаю.
– И чего делаешь?
– Да так, всякое разное.
– Это что значит «разное»? Например – что?
А Джуниор приспичило Божий дар пустить в ход. Посмотрела сперва на лопату в его руках. Потом на его ширинку и наконец взглянула в лицо.
– У них там есть такие комнаты, куда они ни в жисть не заходят. А там диваны и все-все.
– Да ну?