Любовь Ами Фаду

Ами Фаду вообразить не могла, как ценились, сколько в денежном выражении стоили её юные соплеменницы в этом городе. Если ещё кто-то и бывал омрачён подобным неведением, какая ирония, это султан! На заре царствования владыка всех земель, едва не лёг в свою родную, допустив наивный промах богатея, оторвавшегося от реальности. Чудовищно глупый. Да кто мог подумать, кто мог такое предвидеть?! Такой пустяк! Естественная же вещь: игры, бои, призы... Дорогие призы, естественно! По-султански дорогие! Великий праздник, месяц, когда два светила, не заслоняя друг друга, проходят зенит, это время наград, повышения в чинах, игр тоже, всегда так баловались... Для яфаргов оно астрологически неблагоприятно. Люди тогдашнего казначея не найдя в них соперников, оспаривали награду с личными султанскими телохранителями – евнухами. Евнухами! Кто мог такое от них предвидеть?! Да, у евнухов-распорядителей свои замки, лавки, торговля и гаремы для торговли, но всё равно же они – евнухи! Чего султан должен был опасаться?

Феномен большой касты евнухов был последствием Чёрных Дней. В любой семье мог родиться сын очевидно не способный к продолжению рода. В противовес этому факту природа наделила их габаритами, агрессивностью и властолюбием. Вознамерившись поступить на дворцовую службу они, впрочем, должны были лишиться и внешних признаков мужественности. Евнухи, пошедшие на это, и другие, оставшиеся свободными, имели взаимную неприязнь.

У султана тысячи девушек. Эта, дочь горянки, рождённая в стенах дворца, была истинно из лучших. Из самых свежих. Попробовав её, он выставил, как награду без колебаний, с сожалением и удовольствием.

Базар. Площадь, окна соседних домов, крыши полны зрителей. Девушка сидела на помосте, в национальной одежде, в солнечных гетрах. Жилетка, скрывая плечики, кончалась бахромой на узкой талии... Юбка – газ, дымок из многих слоёв... Помост качался между столбами, колокольчики по краям звенели. Опахала веяли. Девушка была весела и спокойна. Глаза подведены стрелками, в руке – пиала с черешней, рядом флакон, распыляющий ароматную воду с одной стороны, блестящую пудру с другой.

Гул, ропот усиленный криками удивления, прокатился в толпе. Столица не видела такого прежде. Вдобавок, девушка была природным чудом, она оказалась белокура, полуодетая горянка.

Уже эти выкрики в толпе наводили на размышления, но когда в самом начале двое конных сшиблись и, невзирая на полную амуницию, обрели конец дней обоюдным самоубийством... Не готовились, не маневрировали, не обменивались подначками... Прямо, разогнались и... Когда два копья синхронно прошли в грудины, на султана повяло скверным предчувствием.

Следующий бой, пять на пять, был рукопашным и закончился в пользу евнухов. У них выжило двое, со стороны казначея один тяжелораненый. К этому моменту соперники окружали площадь двумя лагерями, разделёнными обезлюдевшей нейтральной полосой.

Третья стычка вновь конная. Минуты формирования отрядов, обсуждения тактики, шёпот и резкие выкрики приказов на праздничном рынке звучали диковато устрашающе. На бой за флаг, явилось вдвое против обычного числа участников. Загрохотали барабаны и ни обычного кружения, ни какого толкания, выхватывания флага. Площадь вскипела яростной схваткой.

Сжавший кулаки султан наблюдал окровавленное древко флага, воткнутое казначейскими в груду тел... Холодея, слушал, доносившийся к трону шум толпы, нарастающую до рёва смесь проклятий, клятв, приказов. У полуживого победителя в опущенной руке болталась рваная тряпка.

Вальяжные, набычившиеся, оба великаны, казначей и шуд-евнух выступили на площадь. Шуд-евнух, распорядитель всего дворца, ближайший человек султана! Вместе совершили поклон, чередуя реплики, покаялись:

– Наши люди оказались так слабы, так ничтожны! Они разочаровали султана! Простит ли он нас, тех, которые перед его лицом в праздничной игре самолично его восславят?

А гетры всё мелькали, колокольчики помоста звенели, благоухала пудра, опахала летали вверх-вниз...

– Вы потеряли рассудок? – бегая глазами с одного на другого, проговорил султан всех султанов голосом, не являвшим образец твёрдости.

Они, усмехнувшись, вновь поклонились. Он – кивнул или не кивнул...

Кривой короткий меч свистнул по горлу евнуха... Рёв публики... Под руку, державшую меч, уже летел трёхгранник отравленного стилета.

Несколько минут площадь наблюдала агонию и судороги. А затем начала с ропотком, тесниться, сближаться. Люди вторых ролей, встряхнув пёрышки, расправив крылья, нацелились брать первые роли, и кто знает, не приглянулась ли кому-то из них самая первая, султанская.

Тот, кто навёл порядок, был визирь Яфар-Баал, его стремительные, хладнокровные яфарги. Их не заворожили гетры, они смотрели на предводителя.

Каких трений не возникало до и после между султаном и его визирем, а об этой услуге оба помнили всегда...

Ами хлопнула себя по лбу, завидев на полке недостающую стопку карточек, вскочила, и гетры скрылись под чёрным бурнусом.