Тем не менее он заковылял на кухню, где успешно извозился в масле, а стол превратил в помойку. Результатом явилась горка чудовищных уродцев, очень похожая на домик, который обрушился на всех своих жителей. Нижняя сторона тарелки тоже оказалась в масле.
— Кулинар недорезанный! — ворчал Леонард, неся наверх плоды своих усилий.
— Какой полет фантазии! — сказала Беатрис, разглядывая свой сандвич. — Как вы готовите? Сначала мажете хлеб маслом, а потом уже нарезаете?
— Когда как, — ответил Леонард, ухмыляясь с заметным облегчением.
Потому что гостья была не красавица, это еще мягко выражаясь. Можно было смело биться об заклад, что она не отличалась красотой даже в молодости. Лечь с ней в постель было, должно быть, то же самое, что с сумкой клюшек для гольфа.
Опыт Леонарда по этой части был невелик, но в молодые годы он много фантазировал насчет интересных особ женского пола, и чем больше старел, тем больше верил, что все эти фантазии в самом деле с ним случились, что он и впрямь отведал прелестей этих грудастых, нагловатых дамочек (именно такие были в его вкусе). Потому-то он мнил себя знатоком и сейчас припомнил одну из своих пассий — на деле это была пассажирка, напротив которой он как-то сидел в поезде. До того пухленькая, что на ней трещал вычурный синий костюм с золотыми пуговицами. Она даже ни разу не взглянула на Леонарда, только все читала «Ридерз дайджест» да ныряла рукой в коробку с молочным шоколадом. Это давало возможность беспрепятственно пожирать ее взглядом, что Леонард и делал, воображая под синим джерси ее костюма красный корсет, прозрачные трусики и подвязки с бантиками. Беатрис Бачелор, конечно же, никогда не носила подвязки или корсет.
— Я надеялась познакомиться также с мисс Бейн.
— Она удалилась в приют. Вернется не раньше ужина.
— Удалилась в приют?
— Для жертв домашнего насилия. Она там работает большим ухом. И подтиралкой для обделавшихся детей.
— Очень гуманно.
Леонард вгрызся в сандвич. Все, что лежало сверху, начало валиться ему на колени.
— Умм… вам известно, что Кейт не желает узаконить свои отношения с Джеймсом?
— Нет. А это необходимо?
— А как же!
— Потому что так приличнее?
— Вот еще! — фыркнул Леонард, с отвращением отряхивая брюки. — Просто, пока они не поженятся, в этом доме не будет мира.
— Вот как? — Беатрис отказалась от мысли о сандвиче и откинулась в кресле. Леонард казался ей колоритной фигурой. — Я никогда не была замужем, а вы?
— Этого только не хватало!
— Значит, ни один из нас не разбирается в вопросах брака.
— Ха! — Леонард вперил в Беатрис насмешливый взгляд. — А в чем вы разбираетесь, если не секрет?
— В старости.
С минуту он буравил ее взглядом, потом придвинулся ближе.
— И каково ваше заключение?
— Старость — подлый предатель.
— А есть в ней, по-вашему, что-нибудь хорошее?
— Крайне мало.
— Да уж, верно, — кивнул Леонард, сникая. — Я бы сказал, старость омерзительна. И страшна. Даже на меня наводит ужас. — Он снова встрепенулся. — Кстати, как раз поэтому я вас и пригласил.
Беатрис промолчала. Некоторое время синеватые губы Леонарда шевелились беззвучно, но когда он высказался, она ничуть не удивилась.
— Я хочу поговорить об эвтаназии.
Позже Леонард подстерег Кейт на кухне. Домой она вернулась пешком. Шла и шла, через весь Порт-Мидоу в его неописуемом зимнем унынии. Это не помогло, только утомило. Домой она вернулась на грани срыва.
— Угадай, кто у нас сегодня побывал!
— Ее величество королева? — процедила Кейт, пытаясь отвлечься на прикидки, что бы такое приготовить из фунта говяжьего фарша, и опасения, что в любом случае на всех не хватит.
— Мимо.
— Папа римский?
— Мимо.
— Мэрилин Монро?
— Прямо в точку! У нас побывала несравненная мисс Бачелор!
— Оставь меня в покое, а? — устало попросила Кейт. — Впрочем, что я! Ты на это не способен.
— Могу смело заверить, что опасаться тут нечего, — сообщил Леонард, склоняясь к ней. — Это в самом деле старая кошелка, и ничего больше.
— Без тебя знаю.
— Ей не откажешь в силе духа, в интеллекте и даже в кое-какой бойкости языка. При всем при том она остается чудаковатой старушенцией.
— Знаю.
— Тогда какого дьявола ты так изводишься из-за невинной дружбы Джеймса с этой старухой?
Кейт подняла измученные глаза:
— Вот именно.
Джеймс не был из тех, кто любит пооткровенничать. Человек по натуре открытый, он, однако, не любил вдаваться в личные детали, даже в отношениях с Хью предпочитая роль слушателя, кроме тех редких моментов больших потрясений (например, смерти первой жены), когда человеку нужно выговориться, освободиться от бремени сожалений или вины. Семейные неурядицы, в глазах Джеймса, не подходили под эту категорию, и он не был расположен делиться ими даже с лучшим другом. Да и что мог он сказать? Что несчастен и растерян? Что Кейт и самой ничуть не лучше? О таком можно было говорить только с ней самой, и если она не желала (или не могла) обсуждать происходящее, оставалось только ждать. Как он тосковал по Кейт! Лежал рядом с ней в постели, сидел напротив за столом — и отчаянно по ней тосковал.