Что до Хью, эти белокурые ангелочки могли вить из него веревки. В семье вся строгость правильного воспитания зиждилась на Джулии. Она пичкала детей витаминами, она давала им первые уроки, она же умела и приструнить. Хью мог добавить к этому только игры и обожание. Когда он бывал не в своей тарелке, раздражался или скучал, то отправлялся на поиски близнецов, а если их не было в доме, погружался в мысли о них. Его кабинет на студии был чуть не сплошь завешан их фотографиями, на дни рождения оттуда приходило ровно столько открыток, сколько у Хью было сослуживцев, а на рождественских вечеринках их заласкивали, как щенят или котят.
Как ни странно, всеобщее обожание не избаловало Джорджа и Эдварда. Простодушные и милые (до тех пор пока оставались в обществе друг друга), они воспринимали этот ливень внимания как нечто естественное. Порой при одной мысли о том, как безгранично ему повезло, на глаза Хью наворачивались слезы. В этот одинокий вечер ему ничего не оставалось, кроме как прибегнуть к испытанному средству. Постоять над спящими близнецами (они спали в разных кроватках, но всегда лицом друг к другу), полюбоваться их безмятежными личиками, поправить одинаковые полосатые одеяльца…
Внезапно собственная хандра представилась Хью настоящим свинством. Он доел ужин, загрузил грязную посуду в посудомоечную машину, за исключением горшка, который следовало залить водой с моющим средством, чтобы отмок, — что и было проделано. Масло вернулось в холодильник, со стола исчез всякий след черепашки из красного вина, початая коробка сигарет перекочевала в ящик стола, который Хью поклялся впредь не открывать без крайней необходимости. Иными словами, было четко выполнено все, что требовалось. Притушив свет (все осветительные приборы Черч-Коттеджа были снабжены такими реле), Хью поднялся к себе, где, как испытание воли, собирался сначала проделать вечерние процедуры, а уж потом заглянуть к сыновьям.
Сыновья. Его сыновья! Добравшись наконец до цели, Хью застыл в упоенном созерцании. Все было именно так, как и следовало: Джордж щекой на плюшевой свинке, Эдвард — на подушке. Джулия где-то вычитала, что подушки с малолетства смещают шейные позвонки, но Хью на это не купился и, как лев, боролся за подушки для своих сыновей.
— Подушка, — спорил он, — возникла из потребности в психологическом комфорте.
— У близнецов не может быть такой потребности. Двое — это уже самодостаточная структура.
— Допустим, — не сдавался Хью, — но это все-таки не сиамские близнецы. Каждый из них немного индивидуум, а индивидуум нуждается хоть в каком-то личном пространстве. Комфорт — часть такого пространства.
И вот он стоял над ними, пока еще совсем малышами, от которых пахло молоком, а не чем-то таким… мальчишеским. Джулия настаивала на тщательном соблюдении гигиены, на всех прибамбасах здорового образа жизни, поэтому Джордж и Эдвард буквально блистали чистотой в своих мяконьких фланелевых пижамках. Впрочем, они всегда выглядели с иголочки, от аккуратно подстриженных волос до начищенных ботиночек. В этом доме и речи не шло о кроссовках — только настоящие ботинки, хотя и разного цвета.
— Вы мои драгоценные близняшки! — прошептал Хью.
Джордж пошевелился и открыл глаза.
— Не хочу свинку…
Игрушка полетела на пол, а малыш тут же снова уснул, едва слышно посапывая. Снизу (верхние телефоны на ночь отключались) раздался телефонный звонок. Хью без всякого удовольствия пошел снять трубку.
«Когда тебе за пятьдесят, — говаривал он жене, — начинаешь бояться этой адской машины».
На кухню он не вернулся, а подошел к аппарату в жилой комнате, приветливой и умиротворяющей, с красочным ковром из мексиканского сизаля на полу и не менее яркими турецкими ковриками по стенам.
— Хью Хантер слушает.
— Это Морис.
Рука Хью автоматически нырнула в карман за сигаретами. Их там не было. Они остались на кухне.
— Извини за поздний звонок. Хотелось объявить новости лично.
— Какие еще новости?
— Не волнуйся, хорошие. Даже очень хорошие.
Хью с трудом протолкнул в горло сухой комок. Он умирал от желания закурить.
— А именно?
— Мы его прижали. Он согласен, понимаешь! Контракт подписан.
Хью мешком осел в кресло со светлой ситцевой обивкой.
— Кевина Маккинли?
— Его самого! Ну разве это не чудесно? Я все время твержу, что человек вроде него может значительно улучшить наш имидж.
— Морис, он сделал серию передач, которая имела успех… большой успех, но, понимаешь, всего одна серия…
— Во-первых, он подходящего возраста, во-вторых, имеет нужные связи, в-третьих, работал в Америке, и он…
— …видит в нашей студии стартовую площадку для прыжка на Би-би-си! И сколько же ему за это предложено?
— Ну, подманить обезьянку можно только хорошей кучкой орешков.
Хью промолчал.
— Это всем нам пойдет на пользу, увидишь! Не понимаю, чем ты недоволен, Хью. Ведь твой контракт регулярно продлевается.